Серж Голон: Триумф Анжелики

«Он потерял голову!» – сказала она себе, после напрасных попыток приостановить этот монолог.

Налетел еще один вихрь безумия!

А он продолжал ровным тоном.

– Казалось бы, такая прекрасная, такая живая, вы созданы для того, чтобы дарить счастье, чтобы создать рай земной, и вот мы оказываемся полностью разбитыми, на бесплодном берегу, потеряв дорогу надежды. И слишком поздно мы понимаем, что они, то есть вы и он, соединив очарование ума с прелестью внешности, и следуя пути, противоположному нашему, вы разбиваете принципы, которые управляют нашим обществом и которые подсказываются чувством долга.

– Да замолчите же вы, наконец! – гневно прервала она его.

Пока он говорил о ней, она не очень волновалась. Уже не в первый раз отвергнутый влюбленный сердился на нее и обвинял во всех смертных грехах. Но он нападал уже на Жоффрея, и этого она допустить не могла. Он не обратил внимание на ее вмешательство и продолжал с горячностью, которая питалась гневом, которое он долгое время разжигал в себе.

– Ваш образ жизни – это насмешка над нашими святыми жертвами! Вы высмеиваете наше самоотречение.

– Молчите! Какая муха вас укусила, месье? Если вы спустились вниз по реке лишь для того, чтобы беспокоить меня подобной чепухой, то лучше бы вы поберегли силы для чего-нибудь другого. Ни мой супруг, ни я, мы не заслуживаем подобных отзывов. Вы несправедливы, господин де Ломенье, столь несправедливо нас обижая, и я не простила бы подобные слова и подобные мысли человеку, которого я считала дорогим и верным другом, если бы не подозревала, что произошло что-то, что вас потрясло и вывело из себя.

И внезапным нежным движением она коснулась двумя пальчиками его щеки.

– Расскажите, Клод, что с вами происходит, – прошептала она. – Что случилось?

Он задрожал.

– Случилось… Случилось то, что он умер!

Он выдохнул эти слова, хрипло, словно у него шла горлом кровь.

– Он мертв, – повторил он с отчаянием. Его замучили ирокезы… Они пытали его! Они съели его! Они съели его сердце! О Себастьян, друг мой!.. Они съели твое сердце, а я предал тебя!

И внезапно он разразился ужасными рыданиями, которые свойственны мужчинам только в моменты крайнего отчаяния и случаются очень редко.

Анжелика предчувствовала этот взрыв.

События приняли тот оборот, о котором она уже догадывалась. Новость о смерти Святого Отца д'Оржеваль, убитого годом раньше на берегах Гудзона, дошла из Парижа в Новую Францию официально только сейчас. Вся колония была шокирована, и Ломенье не являлся исключением.

Она подошла и с сочувствием обняла его. А он повернулся к ней и разрыдался на ее плече. Анжелика прижала его к себе, ожидая пока граф успокоится.

Она почувствовала, что он приходит в себя. Она поняла, что ему очень не хватало сочувствия и дружбы в тот момент, когда это стало известно. Сейчас ему стало легче.

Чуть позже он поднял голову, его взгляд был стыдливым.

– Простите меня.

– Ничего. Теперь все прошло, – сказала она.

– Простите меня за мои слова. Мои обвинения теперь мне кажутся ничтожными.

– На самом деле они такие и есть.

– …А мои подозрения – безосновательны.

– Вот и хорошо.

– Мне уже лучше. Я не знаю, что на меня нашло. Вы всегда были мне другом, настоящим другом. Я это знаю. Я это чувствую. Я всегда это чувствовал. Незаменимый друг. И ничто так не ранит, как подлые слухи и домыслы, которые отравляют дружбу и внушают мысли о предательстве.

Он вытирал глаза и казался ослабленным, как после обморока.

– Ну как же вас не опасаться? – он снова заговорил тоном, похожим на тот, каким начал. – Я прибыл сюда, настроенный довольно решительно, полностью согласный с Себастьяном, который проявил к вам недоверие; я хотел наконец сказать вам все, что считал нужным, пусть это и привело бы к разрыву. Я готов был потерять вашу дружбу, несмотря на то, что испытывал симпатию к вам и вашему супругу. И вот я плачу на вашем плече, как ребенок.

– Нет, не нужно стыдиться этого порыва, шевалье. Я не склонна рассуждать о темах, которые вы знаете лучше меня, но вспомните о Христе, который искал душевного успокоения именно в кругу своих друзей.

– Да, но не у женщины, – возразил Ломенье с видом ребенка, удрученного и озадаченного внутренними противоречиями.

– Я не согласна, – произнесла она. – Женщины тоже были на дороге его страданий. И не только мать, но и подруги, соратницы, и даже проститутка Мария Магдалина. Вы видите, я оказалась в достойной компании. И раз уж мы говорим о женщинах, могу ли я спросить вас получили ли вы известия о вашей матушке и сестрах? Я надеюсь, что повода для того чтобы носить еще один траур не возникло?..