Салли Кристи: Сестры из Версаля. Любовницы короля

Когда умерла Луиза, остались только мы с Дианой, обе при дворе, и нам довелось пережить все перемены и потрясения. Малышка Дианы, наша новая Марианна, умерла, не дожив и до пяти лет. Из всех бед и страданий, которые выпали на долю нашей семьи, это, по-моему, самое жестокое. Ее смерть подкосила Диану, и я скорбела о ней: она была хорошей девочкой, в ее юной душе не было и грамма фальши. Она заслуживала счастья, в котором ей почему-то было отказано.

А Версаль не место для скорби.

В конце концов Диана удалилась от двора и в 1769 году умерла, тридцать лет назад. Что ж, жизнь пролетела, как одно мгновение. Она умерла еще при расцвете старого режима, как мы сейчас это называем, хотя прошло не так много времени, даже новое поколение не успело вырасти. На троне по-прежнему сидел наш Людовик; тогда еще не грянули перемены, не произошла Революция, мир не остановился и не завертелся вновь. Я рада, что Диана не дожила до этого и не видела, как мир, который она искренне любила, разлетелся на куски. Она умерла вовремя, и, хотя только Всевышнему известен час нашей смерти, иногда я жалею, что так долго живу.

Я пережила Революцию, которая потрясла всю страну, эту ужасную метлу, сметавшую все на своем пути, чтобы избавиться от пыли и грязи, которые накапливались столетиями. На самом деле даже те, кто, как и я, жили в золотой клетке, понимали, что перемены грядут. Но почему все так жестоко? Так кроваво?

Во время Революции меня заточили в тюрьму, а многие из тех, кого я знала и любила, погибли. Когда меня арестовали, мне уже было семьдесят восемь лет – можете себе представить? Стареющая вдова, вся в черном, которая дни напролет слушает, как служанка перечитывает ей старые письма, потому что ее глаза затуманены катарактой. Неужели я для кого-то представляла угрозу? И в чем моя вина? В том, что надоела революционерам бесконечными рассказами о своей молодости?

Впрочем, меня, как и многих моих знакомых, убивать не стали, просто отпустили. И я продолжаю жить дальше.

– Бабуля! У нас для тебя сюрприз! На прошлой неделе мы ездили в Версаль. – Я делаю вид, что не слышу Елизавету, я даже название это не хочу упоминать.

– Бабуля, ты меня слышишь? Я сказала, что мы на той неделе были в Версале. Беранжер тоже ездил с нами. Не могу дождаться, чтобы вас познакомить. Сад в жалком состоянии, но прогулка удалась. Мы ели божественный лед из сока черной смородины, а за пять сантимов можно было покататься на лодке по каналам.

– Мы купили для тебя вот это, – робко произносит Клара, испытывая неловкость, – только ей хватает чувства и такта.

Клара кладет маленький кусочек позолоченного железа мне в ладонь. Холодный и тяжелый.

– Мы купили его у одного из торговцев. Он уверял, что это обломок от ворот Двора Чести.

Рука моя не слушается, я роняю железку на колени. Версаль моей молодости, во всем его блеске и бедствии, больше никогда таковым не будет. Теперь величественный дворец пуст, осквернен и уничтожен Революцией. Даже мысль об этом невыносима.

Сама я уехала оттуда в 1776 году, как и многие другие. Буквально переселение масс – вот что тогда произошло. Когда я вспоминаю, как все мы испытывали отвращение к новой королеве и ее простецким замашкам, а худшие из нас сравнивали покойную королеву Марию с крестьянкой, мне становится смешно. Конечно, ее польские манеры иногда бывали грубоваты, но в душе она была королевой, и кровь никогда ее не подводила. Но эта австрийка… Сложилось впечатление, что ее воспитывали цыгане, – по-другому и не подумаешь, глядя на то, как она решительно порвала со всем, за что другие искренне и цепко держались.

Покинув Версаль, я больше никогда туда не возвращалась. Теперь эти величественные залы разрушены, и только воспоминания мои сохранились. Здоровой рукой я потираю кусок позолоченного металла как талисман, желая, чтобы он перенес меня назад, в то место и время, которого больше никогда, никогда не будет. Оно прошло, как вера, которая исчезает и которую никогда не вернуть.

– Спасибо, дорогие мои, – мягко благодарю я и, к ужасу своему, понимаю, что плачу.

– Ох, бабуля, не плачь!

Девочки напуганы, чувствуют неловкость. Они не знают, как реагировать на разворачивающееся перед ними зрелище. Слезы катятся по моим щекам, когда они, растерянные, прощаются, обещая заглянуть на следующей неделе, когда мне станет лучше. Я сама удивлена своим слезам, потому что не знала, что их столько осталось в моем высохшем, дряхлом теле.

После их ухода в комнате появляется моя служанка Софи и вновь закрывает портьеры. Она не ворчит и не бранит меня, не относится как к ребенку, просто промокает платком слезы и уходит, оставляя меня в темноте. В полумраке комнаты мои воспоминания оживают вновь и, словно перышки, летят сквозь года, чтобы опуститься на дно моей души. Я жду их, живу ради них, а что еще мне остается? В последние годы разум стал играть со мной шутки: образы и события из детства возникают в моем сознании как яркие и живые картины, будто это было вчера, а то, что случилось недавно, теряется в тени.