Эльза Вернер: Проклят и прощен

— Звезды гаснут, — проговорила она как будто про себя, но с каким-то жестким выражением, — а с ними и мечты. Жизнь вообще дана нам не для мечтаний, нужно уметь спокойно и прямо смотреть ей в глаза и не доверять никому, кроме самого себя... Покойной ночи, господин фон Верденфельс!

Она повернулась, пошла к лестнице, ведущей в каюты, и исчезла. Пауль недоумевающе смотрел ей вслед. Что это значило? Относились ли последние слова к нему? Во всяком случае его безобидная шутка не могла ни вызвать, ни заслужить подобного грубого замечания. Как ни велико было его увлечение хорошенькой женщиной, в эту минуту оно значительно остыло, точно легкий иней покрыл горячие юношеские чувства.

— Загадочная женщина! — подумал он. — Уж не хочет ли она оттолкнуть меня от себя, чтобы скрыть свои следы? Нет сомнения, она нарочно замяла разговор о родине и конечной цели своего путешествия; но что значил тот странный и пристальный взгляд, как не любопытство? Ее взгляд был устремлен не на меня, а в пространство, лежащее далеко-далеко позади. Я все-таки узнаю, куда она едет!

С этими мыслями он быстро встал с места и тоже сошел в каюту. Поднявшийся ночной ветер вздымал небольшие волны, которые быстро и свободно несли пароход к немецкому берегу.

— Вот так дорога!.. Да ведь на ней можно шею сломать! Все выше и выше, и все по краю пропасти, да еще сквозь туман и облака! Я даже не представлял себе, что будет так скверно, и от души скажу «слава Богу», когда мы благополучно доберемся до места!

Такими словами выражал старый Арнольд все страхи и тревоги, которые ему пришлось пережить при непривычном подъеме в горы. Сидя напротив своего молодого господина (а он раз навсегда получил привилегию садиться вместе с ним в экипаж), старый слуга с ужасом смотрел в бездну направо от края дороги, между тем как слева возвышалась отвесная каменная стена. Однако проезжая часть была в прекрасном состоянии, и маленькие, но сильные горные лошадки бежали весело и уверенно. Тем не менее путешествие в этот мрачный, туманный осенний день никак нельзя было назвать приятным, и Пауль Верденфельс, сидевший в углу кареты, был, казалось, в отвратительном настроений.

— Если так будет продолжаться, то мы в конце концов наткнемся на снеговую вершину, — сердито проговорил он. — Разве не прав я был, когда противился поездке в этот проклятый Фельзенек? Он должен быть уже совсем близко от нас, а мы все еще ничего не видим — таким густым туманом окутан замок.

— И ваш дяденька сидят там наверху, в этом горном гнезде? — спросил Арнольд. — Какой странный вкус!

— Ты ведь, кажется, считал, что мне необходимо вернуться к разумным людям, — с издевкой сказал Пауль. — По-твоему, очень разумно уединиться на этой скале, имея в распоряжении чудный Верденфельс и еще три или четыре замка? Смотри, Арнольд, когда там, наверху, вокруг тебя станут носиться летучие мыши, а по ночам будут бродить старые разбойники-рыцари, как подобает настоящим привидениям, не пришлось бы тебе пожалеть о «безбожной» Италии и не пожелать возвращения к синьору Бернардо!

— Ну уж нет! — торжественно ответил Арнольд. — Этот хуже самых дурных рыцарей-разбойников. Но, как бы то ни было там наверху, все же нам надо добраться, многоуважаемый дядя так приказал, и мы не можем не повиноваться, потому что несмотря на высылаемые им средства наделали столько долгов, что у дяденьки волосы встанут на голове дыбом.

Пауль тяжело вздохнул.

— Если бы я только знал, куда делись все деньги! Я никогда не думал, что окажутся такие огромные суммы. Уж эти проклятые ростовщические проценты!

— И синьор Бернардо! — добавил Арнольд. — Он больше всех виноват. Сколько раз предупреждал и просил я его, но этот безбожник только смеялся мне в лицо, а вы всегда были его послушным учеником. Вы...

— Ради Бога, не начинай своих проповедей! — перебил его Пауль. — Ты знаешь, это делу не поможет.

— Мои слова, конечно, не помогут, но, надеюсь, его милость, ваш дяденька, тоже скажут проповедь, которой нельзя будет пренебречь. А если он спросит меня, так я расскажу всю правду про нашу итальянскую поездку и про так называемых «наших друзей». Тогда, верно, разыграется буря, но вы вполне заслужили ее, бедный мой господин, это будет только справедливо, а, может статься, окажется и полезным.

— Ты, я думаю, готов радоваться этому, — с сердцем воскликнул молодой человек. — Не вздумай еще настраивать дядю против меня! Вообще еще вопрос, увидишь ли ты его когда-нибудь. Насколько мне известно, он избегает общаться с чужими людьми.