Джулия Лэндон - Скандальный дневник

— Почему ты не хочешь вернуться домой? — натянуто спросил он, уводя ее в вальсе к краю танцевальной площадки. — У нас отличный большой дом, обставленный самой дорогой и шикарной мебелью. Если помнишь, все это было сделано ради тебя.

Уверенно держа жену за талию, он увел ее с танцевальной площадки.

Казалось, Эвелин даже не заметила, что они перестали танцевать и теперь пробираются сквозь толпу.

— Может, для тебя это и отличный дом, но для меня, — она прижала руку к груди, — это место, наполненное мучительными воспоминаниями.

— Ты думаешь только о себе, — резко бросил он. — Когда ты уехала, я хоть немного успокоился!

— Я тоже пришла в себя, отдохнув от твоего общества! — Она внезапно остановилась и метнула на него гневный взгляд. — И ничто не заставит меня вернуться — ни время, ни расстояние, ни даже смерть! Мой дом здесь, в Лондоне, а не в аббатстве Истчерч, и ты это прекрасно знаешь. Тебя ведь вполне устраивает наша разлука.

— Разумеется, — сердито согласился Натан. — Пожалуйста, говори потише. — Он кивнул на двоих джентльменов, с любопытством наблюдавших за ними, и повел жену к маленькой гостиной, расположенной в конце людного зала. — Я могу тебя понять, но ты не должна оставаться в Лондоне: это грозит слишком большими неприятностями. Я настаиваю на том, чтобы ты вернулась домой и пожила там до тех пор, пока не утихнет скандал.

— Нет, — с вызовом повторила она. — Я фрейлина королевы, и мое место во дворце. Я не могу так просто взять и уехать.

Натан начал понимать, что ее никакими силами не затащишь в Истчерч. Он разозлился. На их долю выпало немало бед, и он с уважением относится к ее чувствам, но она его жена, черт возьми! Он никогда и ни в чем ей не отказывал, и она не имеет права отказывать ему, особенно после всех тех поблажек, которые он ей делал.

— Эвелин…

— Я никуда не поеду, — уперлась она. — И ты меня не уговоришь.

У Натана внутри что-то сломалось. Внезапно забыв о людях вокруг, он остановился и крепко ухватил ее за локоть, повернув к себе лицом.

— Ладно, скажу по-другому, — холодно произнес он. — Я ваш муж, мэм, и я дал вам слишком много свободы — думаю, столько не давал своей жене ни один англичанин. А сейчас я не прошу, чтобы вы вернулись в Истчерч, я требую этого.

— Что-что? — Эвелин посмотрела на него в упор. — Я вам не рабыня, и вы не имеете права мне приказывать!

— Послушай! — в ярости почти крикнул он. — Да ты совсем распустилась, как я посмотрю!

Она попыталась вырвать руку, но Натан ее не отпустил, хоть и знал, что на них смотрят люди, смакуя каждую деталь ссоры графа и графини Линдсей. Плевать! В этот момент его волновало лишь одно — возмутительное и откровенное упрямство супруги.

— Говорю один раз, и повторять не буду, жена: собирай свои вещи, прощайся со своими любовниками и готовься к отъезду. В конце этой недели мы отправляемся в аббатство Истчерч!

Эвелин прищурилась — Натан слишком хорошо знал этот взгляд.

— Говорю один раз, и повторять не буду, — заявила она, снова вырвав свою руку из его цепких пальцев. — Я не вернусь в Истчерч! Ни сейчас, ни позже — никогда! Ты не заставишь меня это сделать помимо моей воли!

С этими словами она резко развернулась и зашагала прочь, высоко вскинув голову.

Натан с трудом подавил желание схватить ее и взять силой — взять во всех смыслах. Она взбудоражила ему кровь, которая уже давно так не бурлила.

Он проводил ее взглядом, а когда его жена растворилась в толпе, вышел во двор и жестом показал лакею, чтобы тот немедленно подал карету.

«Черт бы тебя побрал, Эвелин! Не хочешь по-хорошему? Ладно, значит, будет по-плохому».

Через два часа после встречи с мужем сердце Эвелин еще колотилось, а руки дрожали.

Пытаясь избавиться от растерянности и гнева, она мерила шагами свою комнату в Букингемском дворце, где в настоящее время жила королева с шестью дочерьми (король предпочитал Сент-Джеймсский дворец).

Ужасный, гадкий человек!

Однако она забыла, какие у него голубые глаза — цвета безоблачного октябрьского неба. Забыла, как из уголков этих глаз веером разбегаются мелкие лучики-морщинки, когда он улыбается. Раньше она любила эту небрежную улыбку — когда была молодой, наивной и слишком доверчивой.

Любила его волосы… темно-каштановые, почти черные, густые и блестящие. Они были чуть длиннее, чем требовала лондонская мода. Впрочем, он ведь не был в Лондоне несколько лет, насколько она знала. Его фигура в безупречном черном костюме выглядела впечатляюще. Плечи оказались немного шире, чем ей запомнилось.