Анастасия Туманова - Огонь любви, огонь разлуки

К счастью, маленькая комнатка оказалась пуста. Смятое белое платье Виолетты для первого акта еще валялось на полу. В углу, на вешалке, висела Софьина одежда. Молодая женщина заперла дверь, быстро переоделась и распахнула окно.

На улице было темным-темно, желтая луна висела над театром, запутавшись в ветвях лимонных деревьев. На Софью пахнуло свежестью, горьким запахом осенних цветов, близкого моря. Высунувшись по пояс в окно, она огляделась. Никого не было видно. Опустив на лицо капюшон накидки, Софья взобралась на подоконник. Посмотрела вниз. Было довольно высоко, но прямо рядом с окном вилась крепкая виноградная лоза. Софья подергала ее: та казалась крепкой. «Убьюсь, и слава богу», – подумала молодая женщина, выскальзывая за окно и хватаясь обеими руками за лозу как раз в тот момент, когда запертая дверь затряслась от ударов. Криков «Откройте, София, вас вызывают! На сцену, на сцену, вас требует публика!!!» Софья уже не слышала.

Она спустилась довольно удачно, лишь ободрав слегка локоть о стену и ловко приземлившись в кучу прелых листьев. Вокруг было темно, слева ярко светился подъезд театра. Софья поправила капюшон и неслышными шагами устремилась к ограде.

Через четверть часа она стояла у калитки своего дома. В верхнем этаже, к удивлению Софьи, не горело ни одного окна, и она с облегчением подумала, что, вероятно, Мартемьянов так и не возвращался. Перебежав весь исполосованный лунным светом двор, Софья толкнула дверь, вошла. И сразу же увидела Марфу, стоящую с лампой в руках в дверном проеме кухни. Посмотрев в лицо верной служанки, молодая женщина со вздохом спросила:

– Что еще случилось, господи?

Зеленая керосиновая лампа светила тускло, но, тем не менее, не могла скрыть того, чего Софья прежде никогда не видела: Марфа была заплакана.

– Ужинать хотите, барышня? – запнувшись, спросила она. – Что там ваш спектакель-то? Кончился? Что-то опять бледные вы, будто не смотрели, а сами пели… Так что же, ужин подать?

– Нет. – Софья вздрогнула при одной мысли о еде. – Иди наверх, собирай вещи, мы уезжаем. Да что с тобой?

Марфа вдруг поставила лампу прямо на пол. Грузно ступая, подошла к Софье и бухнулась ей в ноги. Софья отродясь не видела от Марфы подобной демонстрации и поэтому, разом забыв о своей тоске, заверещала на весь дом в самом настоящем паническом ужасе:

– Марфа, что ты делаешь?!! Встань, что ты, бог с тобой!!! Что стряслось?!

– Софья Николавна, за-ради Христа… – Марфа выпрямилась и уставилась на свою барышню полными решимости глазами. – Как велите, так и будет! Вещи собирать – соберу в момент! Только, бога ради, не ехайте вот так! Поговорите хоть с человеком, ить не чужой! Первый раз, за всю жисть первый раз вас прошу! Ить, ежели он застрелится с вашего отъезду, так грех на вас будет! И на мне, что не отговорила!

– Марфа, ты с ума сошла! – Софья прислонилась к стене, закрыла глаза. – О чем ты просишь, ты же ничего не знаешь!

– Знаю, барышня, знаю! – прижав руки к груди, страстно заверила Марфа. – Все я знаю!

– Откуда?! – поразилась Софья. – Ты… ты тоже видела письма?! Но ты ведь неграмотная…

– Есть грех… Так он мне сам рассказал все как есть.

– Кто – Федор?!. – растерянно прошептала Софья. В глазах у нее потемнело, она неловко схватилась рукой за перила лестницы и села прямо на ступеньку рядом с Марфой. – Воля твоя, Марфа, ты врешь… Как он мог тебе рассказать? Когда?!

– Да вот сегодня и рассказали… Они ведь вернулись, как вы уехали, полчаса не прошло, сразу наверх поднялись. Я – ничего, мету себе парадное, думаю, что на ужин варить, ведь и борща путевого заделать не из чего… и вдруг слышу, наверху – хрясь! Тресь! Бух! «Марфа!!!» Я метлу швырнула и – бегом наверх! А там весь ваш бардак, как вы велели, нетронутый, я даже и не поднималась, потому как приказано было… Смотрю – а Федор Пантелеич посредь горницы стоит, прямо на бумажках этих раскиданных, и лицо у него такое, что мне аж в поджилки вдарило! Ну, думаю, убьет меня сейчас и за упокой службы не закажет! Где, кричит, Соня?! В тиятре, отвечаю, как положено, где ж ей быть, с итальянцами ускакавши… Он где стоял, там и сел. Сидит, молчит, вроде думает себе чего-то… И я соляным столбом у дверей стою, дохнуть боюсь, про себя соображаю – как бы ловчей убежать, пока греха надо мной не сотворилось… Слышу вдруг – спрашивает, тихо так: «Марфа, как думаешь, ведь без тебя она отсюда не уедет? Зайдет домой хоть за тобой-то?» Это, говорю, очень даже сомнительно, чтоб без меня барышне отбыть, а чего опять натворили-то, ваше степенство?