Энн Чемберлен - София и тайны гарема

— Это она заставляет его! — Песня Азизы оборвалась на полуслове, и девушка выбралась из своего укромного уголка, видимо, решив высказать свое возмущение.

Сафия то ли не расслышала, то ли со свойственным ей высокомерием решила пропустить обвинение мимо ушей. Вместо нее это сделала Нур Бану. Конечно, просто проигнорировать слова Азизы было невозможно, но женщина постаралась утихомирить рассерженную девушку.

— Великий визирь делает это лишь для того, чтобы доказать, что он великий человек, достойный носить меч своих предков, — примирительно сказала Нур Бану.

— И достойный любви Прекраснейшей из прекрасных, — выпустив клуб дыма, льстивым голосом промурлыкала Айва. Но в ее голосе мне почудилась язвительная насмешка.

Теперь, когда хитрая старуха своим двусмысленным замечанием лишний раз подкрепила подозрения Азизы, вместо того чтобы просто отмахнуться от ее слов, девушка, окончательно осмелев, вообразила, что сейчас самое время, чтобы сделать еще одно язвительное замечание.

— Он даже позволяет себе вольности с самим султаном Сулейманом — да хранит его всемогущий Аллах! А все по ее наущению!

— Ну, владыка Сулейман — великий человек. Куда до него его внуку, — заметила повитуха. — Поэтому он не обращает внимания на выходки Мурада.

— Он все замечает, — оскорбленно поджала губы Нур Бану. — И он счастлив иметь такого внука.

— Возможно, когда-нибудь ему все-таки придется обратить на них внимание, — снова подала голос повитуха. Даже льву иной раз приходится обратить внимание на комара, когда тот его кусает.

Наверное, Айва была единственной женщиной в этой стране, имевшей смелость говорить подобные вещи в лицо Нур Бану и оставаться при этом безнаказанной.

— Вспомните, Мурад как-то раз вцепился зубами в сосок кормилицы, и та, оторвавшись от сладостей, как следует отшлепала его, не посмотрев на то, что он принц.

— Он только попросил дать ему корабль, чтобы отправиться вместе в Кутахию пожить там летом, — продолжала защищать Мурада Нур Бану. — Ты в этом году остаешься тут с Эсмилькан, иначе ты бы вспомнила, дорогая моя Айва, как ужасно путешествовать через всю страну.

— И как опасно: страна кишит разбойниками, — бросив косой взгляд на Сафию, вставила Азиза.

— Разве можно винить его в том, что он хочет избежать всех этих ужасов? — пожав плечами, добродушно добавила Нур Бану.

— Но просить для этого галеон, и в то время, когда Мудрейший воюет с проклятыми европейцами, с неверными, а стало быть, каждый военный корабль, защищающий наши берега, на счету! — возмутилась Айва. — Кроме того, Мурад не постеснялся взять в свой гарем девушку-христианку, дочь могущественного правителя Венецианской республики, предложившего за нее огромный выкуп. Нет, должно быть, Сулейман совсем одряхлел или впал в детство, ибо он не только позволил Мураду безжалостно сосать себя всю зиму — он молчит, даже когда этот мальчишка запускает свои зубы в его грудь!

Сафия повернулась к нам. На лице ее играла улыбка, и мы, к своему удивлению, поняли, все это время она вовсе не витала в облаках, а жадно ловила каждое слово.

— Тогда наш мудрый султан — да хранит его Аллах — и впрямь впал в детство, — заявила она, тщательно взвешивая каждое слово, как алхимик свои снадобья. Осторожно, стараясь не нарушить хрупкого равновесия между собственной дерзостью и желанием удивить, Сафия наблюдала за нашей реакцией. — Принц, мой господин и повелитель, только сегодня прислал мне весточку — как раз после утренней молитвы. Он просит меня встретиться с ним во вторник вечером на пристани. Султан пообещал дать ему галеон. Ах, какое великолепное плавание нас ждет! В это время года вдоль побережья море всегда спокойно.

Нур Бану обрадовалась победе Сафии так искренне, словно это была ее собственная победа. Остальные, убедившись, что все их уловки оказались бесполезными, предпочли молча проглотить обиду.

Только Айва отважилась вполголоса пробормотать: «Ну, это мы еще посмотрим», и разговор перешел на другую, менее опасную тему.

Об Айве ходили легенды: говорили, что она умеет видеть будущее в дыму своего кальяна. Возможно, она имела в виду именно это.

— Неужели мой внук и впрямь считает, что любовь тоже придумал он?

Сердитая фраза, как-то в сердцах брошенная Сулейманом Великолепным, донеслась и до гарема. Его собственная любовь к прекрасной Хуррем, память о которой была жива и по сей день, до сих пор служила источником вдохновения для поэтов во всех концах его огромной империи. И сейчас старый султан пребывал в бешенстве, оттого что какой-то желторотый юнец вздумал превзойти его.