Елена Арсеньева - Путеводная звезда, или Куртизанка по долгу службы (Прасковья Брюс)

– Скушно мне, Прасковья. Развлеки меня!

Именно в то мгновение, признавалась позднее Прасковья Александровна, она и поняла, сколь сильную личность видит перед собой, именно тогда прониклась к Екатерине горячей преданностью и дала слово никогда, ни в чем, ни за что ей не изменить.

Ну что ж, будущее проверит, сколь прочно держала Прасковья это слово… но не станем забегать вперед!

– Развлечь тебя, Като? – расцвела Прасковья в улыбке. – Да изволь! Нынче же вечером, коли велишь!

Нынче же вечером из спальни великой княгини тайно выскользнули две фигуры – в мужских костюмах, однако слишком узкоплечие и широкобедрые для того, чтобы принадлежать мужчинам, – и прокрались через сад к тайной калиточке, возле которой их ожидала невзрачная карета.

Кучер фамильярно приподнял шляпу:

– Наше вам, дорогие дамы! Извольте садиться, домчу с ветерком!

Если бы в сей миг рядом случился человек, знакомый с придворным кругом, он непременно сказал бы, что голос сей принадлежит Льву Нарышкину… а впрочем, поскольку лицо кучера было закрыто маской, а волосы – париком, ничего утверждать наверняка было невозможно. Кстати, лица седоков были тоже закрыты масками, поэтому оставалось загадкой, как и почему кучер назвал их дамами.

Однако Бог с ними, с загадками, проследуем дальше за каретою, которая промчалась по темным, сонным улицам Санкт-Петербурга и остановилась около дома гофмаршала Александра Александровича Нарышкина, кузена веселого Левушки. Александр Нарышкин был женат на Анне Никитичне, урожденной графине Румянцевой, близкой родственнице Прасковьи. В Санкт-Петербурге ходили слухи, что дом Нарышкина для гостей всегда открыт – впрочем, как и его супружеское ложе…

У Нарышкина частенько собирались сестры гофмаршала, Мария и Наталья, – две отъявленные искательницы любовных приключений. Они всегда приводили с собой какого-нибудь интересного молодого человека, который желал взять несколько уроков в галантном обращении с дамами на балу, в беседе или же в постели. Хорошенькие сестрички никому и никогда не отказывали, и. таким образом. чуть не весь молодой Петербург перебывал в числе их учеников.

Нынче здесь оказался граф Станислав Понятовский, недавно приехавший из Варшавы.

Кучер, снявши маску, и впрямь оказался Львом Нарышкиным, однако гости – вернее, гостьи – предпочли сохранить инкогнито и остались в масках. Любезная хозяйка называла их «дорогие иноземки», и, даже если у нее и возникли какие-то мысли о том, кто пожаловал нынче в ее гостеприимный дом, она держала эти мысли при себе.

Левушка веселился, называл Понятовского польским шпионом, обещался непременно донести государыне о его враждебной деятельности, а между тем «шпион» мало внимания обращал на его болтовню, потому что увлекся переглядками с одной из приезжих «иноземок».

Подали вина, начались совсем уж веселые и фривольные разговоры… как-то так получилось, что Понятовский и неизвестная гостья сначала сели рядышком, а потом прошли посмотреть, что за мебель стоит в соседней комнате, каковы мягки там кушетки да диваны…

Вторая дама проводила их завистливым взором, который не остался не замеченным хозяйкой.

– Что-то ты невесела, Прасковьюшка? – ласково промолвила Анна Никитична Нарышкина. – Неохота замуж, да?

– Ой, неохота, – тяжело вздохнула та, снимая маску и впрямь оказываясь не кем иной, как Прасковьей Румянцевой. – Жарко в личине, передохну. Налей мне вина, Аннушка, посоветуй, как быть. Сама знаешь, кого мне сватают.

– Слышала, слышала, – кивнула Анна Никитична. – Ну что ж, Брюсы – род хороший, у императрицы на добром счету, да и жених твой, Яков Александрович, богат, собой пригож, молод…

– Моложе меня! – поджала губы Прасковья. – На три года моложе! Мне двадцать два. Ему девятнадцать. Был бы хоть ровесник, а то мальчишка! Мне по нраву мужчины значительные, умудренные летами и опытом.

– Ничего, это пройдет! – засмеялась ее родственница. – Поверь мне, ты еще оценишь молодость и пылкость, настанет время, когда тебе не то что три – двадцать три года разницы покажутся сущим пустяком! А Брюс тебе в самый раз. Беда в том, что он простоват, мужиковат, умом не слишком крепок…

– Да разве ж это беда? – пожала плечами Прасковья. – Кто сказал, будто муж умен должен быть?! Небось дураком управлять проще. Пожалуй, ты права: пойду за Якова Александровича! Он ведь еще чем хорош? Вояка! То и дело в полку. Что может быть лучше супруга, которого дома днем с огнем не найдешь? Так и быть, скажу маменьке, согласна, мол. Потом быстренько рожу Брюсу сына или дочку – да и с плеч долой! Снова стану жить в свое удовольствие!