Король внезапно умолк и уставился вдаль.
— Ваше величество?
— Предчувствие, Сюлли.
— Ваше величество не подвержены таким фантазиям.
— Да, мой друг? Потому-то я и беспокоюсь. Я не раз глядел в лицо смерти.
— Вы же воин, сир.
— Нет, я имел в виду не поля сражений. Помнишь…
— Когда вы только взошли на престол, какой-то сумасшедший хотел вас убить.
— Не только он, Сюлли. Таких попыток было восемь.
— Люди с тех пор изменили к вам отношение. Поняли, что вы величайший король, какого только знала Франция. Они помнят, какой была страна до вашего восхождения на трон; помнят о бешенстве Карла IX, Варфоломеевской резне, извращенности и расточительности Генриха III и радуются своему королю.
— Приятно говорить с тобой, Сюлли, особенно когда ты хвалишь меня. Раньше ты был не особенно щедр на похвалы.
— Я говорю то, что думаю, сир. Иначе бы мои слова ничего не стоили.
Король поднялся.
— Увидимся завтра. Нет-нет, лежи. К чему церемонии между старыми друзьями?
Глаза Сюлли затуманились.
— Да здравствует король! — с чувством сказал он. — И пусть Франция еще много лет радуется его правлению.
Генрих хотел что-то сказать, но только пожал плечами и, улыбнувшись другу, вышел.
Мария короновалась в Сен-Дени и готовилась к торжественному въезду в Париж.
Генрих смотрел на нее ласково. Он редко видел жену такой счастливой.
— Все готово, — сказал он, улыбаясь. — Парижане будут видеть только свою королеву.
Мария кивнула. Она радовалась, что Генрих совершенно потерял интерес к Генриетте. Юная красавица Шарлотта? Она далеко и явно не одна. Да, в конце концов, пусть заводит любовниц. Она получила желанную свободу, это один из счастливейших дней ее жизни.
— Я хочу заглянуть к Сюлли, — сказал король.
— Как, опять? Ваше величество были у него вчера.
— Он мой самый значительный министр и по болезни не может явиться ко мне.
Генрих рассеянно поцеловал Марию и ушел. Возле экипажа его ждало несколько гвардейцев.
— Нет, — сказал он, — никаких церемоний не надо.
Гвардейцы откланялись и удалились, с королем осталось несколько друзей и слуг.
Генрих сел на заднее сиденье в левый угол и жестом пригласил в экипаж Монбазона, де ла Форса, Эпернона, Лавардена и Креки.
— Куда ехать, сир? — спросил кучер.
— К Круа дю Тируа, потом к храму Святых Младенцев.
Кучер быстро погнал лошадей, потом из-за встречной повозки вынужден был сбавить скорость и приблизиться к тянущимся вдоль улицы лавкам.
Когда проезжали скобяную лавку, какой-то человек неожиданно бросился к заднему колесу. В руке у него был нож. Секунду Генрих IV и Франсуа Равальяк смотрели друг на друга; потом нападающий нанес королю один за другим два удара.
Король с шумом втянул воздух.
— Я ранен, — негромко произнес он.
Раздались крики испуга и гнева. Один из конюших схватил Равальяка и убил бы, если бы Эпернон не запретил ему жестом. Потом все в экипаже обратили внимание на короля, изо рта у него хлынула кровь.
— Сир… сир… — залепетал Монбазон.
— Ничего… ничего… — произнес король Франции.
Эти слова оказались последними. Он умер по пути к Лувру.
Вся Франция горевала. Скончался ее лучший король. Наследовал ему мальчик, и все прекрасно знали о превратностях регентства.
Но сперва горе заглушало все; люди вспоминали, как король появлялся среди них, зачастую с шутками, всегда готовый показать, что он такой же человек, как они. Все любили его — после смерти даже больше, чем при жизни — потому что смерть заставила их полностью оценить достоинства покойного. Великолепный король, великолепный любовник, вечно с шуткой на устах и с женщиной в объятьях; готовый обнажить шпагу, но лишь по необходимости, а не ради славы. Он стоял за Францию, и Франция стояла за него.
Мести! Они требовали высшей кары тому, кто лишил их этого короля.
На суде обнаружилось, что Франсуа Равальяк религиозный фанатик. Он заявил, что король не был истинным католиком, а принял католичество ради мира. Ведь всем памятны его знаменитые слова: «Париж стоит мессы». Равальяк утверждал, что ему был божий глас убить этого перевертыша, презревшего святую церковь. Равальяка осудили, и он умер лютой смертью на Гревской площади.
Но короля никто не мог забыть, и по стране пошли толки. Кто-то направлял руку убийцы. Кто? Ревнивый Конде, чью жену король хотел соблазнить? Генриетта д'Этранг, брошенная любовница, известная своей злобой? Кишащие повсюду испанские агенты? Король погиб, когда собирался сокрушить могущество Испании и Австрии.
Читать дальше