Виктория Холт: Неуемный волокита

Желание Марго исполнилось; она обрела место в королевской семье Франции. Стала любимой тетей всех детей и часто рассказывала им истории — не всегда правдивые — о своем поразительном прошлом, в которых неизменно выглядела благородной и зачастую обижаемой героиней.

Вскоре Марго, чтобы находиться поближе к королевской семье, приобрела в Париже особняк де Санс и зажила там в роскоши. Генрих обратил внимание бывшей супруги на то, что при нем королевский двор не блещет таким великолепием, как при ее отце и братьях.

— Дорогая моя, — сказал он, — мне лестно сознавать, что чем меньше блеска при дворе, тем больше уюта в самых бедных домах моей столицы.

— Милый мой Генрих, — рассмеялась Марго, — ты великий король. Люди в Париже и по всей стране утверждают, что во Франции такого благоденствия еще не бывало. «Зачастую он выглядит как простолюдин, — говорят они, — а те, кто правил до него, ходили в драгоценных камнях, но ни один из них не мог накормить ужином всех парижан. Генрих Четвертый предпочитает, чтобы его подданные имели ужин. Vive Henri Quatre!»

— Король, — ответил Генрих, — правит по воле народа, и люди охотнее будут принимать его правление, пусть он и не блещет драгоценностями, если по воскресеньям в каждом крестьянском горшке будет курица.

— Ты всегда был простолюдином, Генрих. Помнишь, я как-то потребовала, чтобы ты вымыл ноги, а ты окатил меня водой из тазика.

— Прекрасно помню. И что ты после моего ухода велела обрызгать постель духами.

— Тут и коренится наше несходство. Я воспитана в старом духе. Мне были необходимы драгоценности, духи, бархаты. Теперь я уже старуха. Не пытайся перевоспитать меня, как я пыталась тебя в начале нашего брака. Переделывать людей нельзя. Может, если б я осознала это еще тогда, то оставалась бы до сих пор твоей женой, и эти прекрасные дети были бы моими… пусть и не все.

Генрих улыбнулся ей.

Марго оставалась прежней.

Это проявилось особенно ярко, когда двое красавцев пажей — любовников своей повелительницы — поссорились из-за нее, и один убил другого выстрелом в голову.

Марго горько оплакивала юного де Сент-Жюльена, казалось, любовники становятся ей вдвое дороже после смерти. Его убийцу, молодого человека по фамилии Вермон, повесили во дворе особняка де Санс. Хотя Марго сама велела его казнить и присутствовала при казни, он и перед смертью твердил о любви к ней.

Эта история вызвала скандал — какие возникали повсюду, где Марго ни появлялась.

Да, она оставалась прежней — и останется навсегда.

Мария распорядилась, чтобы в Лувре дали балет. Назывался он «Нимфы Дианы». Во дворце начались репетиции.

Проходя через покои королевы, Генрих остановился поглядеть на танцующих и заметил пятнадцатилетнюю девушку.

Он не собирался задерживаться, но тут сел рядом с королевой и беззаботно заговорил о предстоящем развлечении, стараясь не выказать интереса к этому юному созданию.

Когда репетиция окончилась, Генрих небрежно спросил у одного из друзей, кто она.

— Эта танцовщица, сир? Ее зовут Шарлотта-Маргарита де Монморанси.

— Симпатичное создание.

— Да, сир. На мой взгляд, одна из миловиднейших девушек во Франции. Через год-другой станет красавицей.

— Очень похоже на то.

— И неудивительно, сир. Ее матушка — Луиза де Бюдо, в прошлом одна из первых красавиц в стране. Она вышла за коннетабля [24] Одно из высших должностных лиц — главнокомандующий армии (фр.) . де Монморанси. Шарлотта их дочь.

— Должно быть, пошла в мать, — заметил король. Друзья посмотрели на него, потом переглянулись. Они прекрасно поняли, что у Генриха на уме.

Генриху было пятьдесят шесть лет, государственные дела требовали неотложного внимания, но за множеством обязанностей он не забывал о любовных делах.

Мария вновь забеременела; с Генриеттой в последнее время он почти не встречался, а потом, увидев Шарлотту, и вовсе забыл о ее существовании. Ему нужна была эта красивая, юная, свежая девушка.

Мысли Генриха занимала не только она, но и завоевания. Ему хотелось восстановить мир в Европе, и он считал, что это удастся, если покорит неспокойную Австрию. Зачастую, говорил он себе, конец войне можно положить одной решительной битвой. И замышлял такую битву. Если удастся расширить границы Франции до Рейна, она будет в большей безопасности, чем когда бы то ни было. Одно генеральное сражение — а потом можно развивать торговлю, нести процветание всей Европе с Францией во главе! Этот план шел бок о бок с мечтой о прекрасной юной девушке.