Джинн Калогридис: Дьявольская Королева

Однако характер тети Клариссы нежностью не отличался. Мой кузен Пьеро часто называл свою мать «самым жестким мужчиной в семье». Она ни с кем не считалась, и менее всего — со своими четырьмя сыновьями и мужем Филиппо Строцци, властным банкиром. У нее был острый язык и быстрая рука, и она, не задумываясь, пускала в ход и то и другое.

В то утро тетя сердилась. Она заметила меня, и я тут же опустила голову и уставилась в пол, потому что с тетей Клариссой шутки были плохи.

Мне тогда исполнилось восемь лет, и я была неудобным ребенком. Мать умерла через девять дней после моего рождения, а через шесть дней после нее скончался и мой отец. К счастью, мать оставила мне огромное состояние, титул герцогини и власть над Флоренцией.

Что и побудило тетю Клариссу привезти меня в палаццо Медичи и позаботиться о моем будущем, хотя она ясно дала понять: я обуза. Помимо собственных сыновей она вынуждена была воспитывать двух других сирот Медичи: моего сводного брата Алессандро и кузена Ипполито — незаконнорожденного сына моего двоюродного деда Джулиано Медичи.

Когда мы с Клариссой вышли на площадку, снизу раздался голос: кардинал Пассерини, временно правящий Флоренцией, что-то объяснял слуге. Слов я не разобрала, но по интонации поняла, что произошло несчастье. Безопасная и комфортная жизнь, которую я вместе с кузенами вела в доме наших предков, заканчивалась.

Кларисса прислушалась, черты ее лица исказились от страха, но она тут же взяла себя в руки, и я увидела прежнюю властную женщину. Она прищурилась и взглянула на меня: не заметила ли я ее мгновенную слабость? Мне нельзя было показать, что заметила, иначе мне бы не поздоровилось.

— Ступай в кухню. Не останавливайся и ни с кем не общайся, — велела Кларисса.

Я повиновалась и спустилась в кухню, но обнаружила, что есть не могу: слишком нервничаю. Тогда я побежала к залу, там тетя Кларисса и Пассерини взволнованно говорили друг с другом. Его преосвященства почти не было слышно, но я уловила несколько гневных фраз тети Клариссы. «Вы дурак, — сказала она. — И о чем думал этот идиот Климент?»

В целом беседа крутилась вокруг Папы, урожденного Джулио Медичи, благодаря которому наша семья стояла у власти. Даже будучи ребенком я понимала, что мой дальний родственник Папа Климент в плохих отношениях с императором Священной Римской империи Карлом, войска которого вторглись в Италию. Рим находился в серьезной опасности.

Дверь распахнулась. Пассерини просунул в проем голову и крикнул Леду, служанку тети Клариссы. Лицо кардинала было серым, он тяжело дышал, углы рта опустились. Он нетерпеливо выглядывал, пока не появилась служанка, затем приказал ей позвать дядю Филиппо, Ипполито и Алессандро.

Через некоторое время явились Ипполито и Сандро. Кларисса, наверное, стояла рядом с дверью, потому что мне хорошо было слышно, как она произнесла:

— Нам нужны мужчины — те, кто в состоянии сражаться. Пока не узнаем их численность, будем действовать осторожно. К ночи соберите столько, сколько сможете, после чего сразу ко мне. — В ее голос вкралась странная нерешительная нотка. — И пусть Агостино приведет сына астролога. Немедленно.

Дядя Филиппо тихо выразил свое согласие и вышел. Дверь снова закрылась. Я постояла несколько минут, тщетно пытаясь разобраться в звуках, доносящихся из зала. Признав свое поражение, я поплелась к лестнице, ведущей в комнаты детей.

Шестилетний Роберто, младший ребенок Клариссы, семенил мне навстречу, причитая и заламывая руки. Глаза его были крепко зажмурены. Я мигом его подхватила, иначе он бы сбил меня с ног.

Я была маленькой, а Роберто — еще меньше. Он разгорячился и вспотел. На покрасневших щеках заметны были следы от слез; по-девчоночьи длинные волосы прилипли к влажной шее.

В этот момент появилась няня мальчиков Жиневра — простая необразованная женщина в поношенном хлопчатобумажном платье, прикрытом белым передником. Волосы она всегда перевязывала шарфом. В то утро, однако, и с шарфом, и с нервами у нее было не в порядке; на ее лицо упала прядь золотистых волос.

Роберто топнул ногой и завопил на меня:

— Пусти!

Он выставил кулачки, но я отвернула лицо, продолжая крепко его держать.

— В чем дело? Чего он так испугался? — спросила я Жиневру.

— Они хотят забрать нас, — пропищал Роберто и заплакал. — Они нас побьют.

Жиневра, сама не своя от страха, ответила:

— У ворот мужчины.

— Что за мужчины? — уточнила я.

Няня промолчала, и я побежала в комнату горничных, откуда было видно конюшни и ворота, отворявшиеся на виа Ларга. Я подтащила к окну табурет, залезла на него и открыла ставни.