Виктория Холт - Единственная любовь королевы

— Надеюсь, ты не думаешь, что нашим разговором все закончится? Это была позорная сцена, Альберт, и ты еще не раз вспомнишь о ней.

Он готов был снова расплакаться, но бабушка вышла из комнаты. Альберт притих. Что толку орать там, где тебя никто не слышит!

Перед герцогом Эрнестом, сидевшем у себя в кабинете, стоял его младший сын. Он не сводил глаз с длинной тонкой трости, которую герцог держал в руке.

— Мне стыдно за тебя, Альберт, — говорил герцог. — Ты оскорбил дам. Мне рассказали о твоем поведении в бальном зале. Твоя партнерша по танцу маленькая девочка знатного рода уже подошла к тебе, а ты мало того, что отказался с ней танцевать, так еще и завопил как зарезанный. Тебя пришлось буквально вытащить из зала. Подобное поведение совершенно нетерпимо при моем дворе.

Альберт по-прежнему не мог оторвать взгляда от отцовской трости.

— Поэтому я собираюсь наказать тебя, — продолжал герцог. — Сейчас ты познакомишься с этой тростью, и это знакомство, вероятно, запомнится тебе надолго. Разве так должны вести себя принцы? Можешь вопить сколько твоей душе угодно: Эрнест отправился на прогулку, твоя мать тоже тебя не услышит, что же касается бабушек, они обе согласны со мной: без наказания не обойтись. Так что, Альберт, прими наказание как мужчина и заруби себе на носу: если еще когда-нибудь ты вздумаешь вести себя подобным образом, моя трость не будет знать пощады.

Отец положил руку на его плечо.

— Нет! — пронзительно закричал Альберт.

— Да, — холодно ответил герцог.

Альберт отозвался оглушительным криком.

— Ты что, бросаешь мне вызов? — вскричал герцог.

Альберт закричал еще громче. Лицо у него стало совсем красным, он уже хватал ртом воздух. Герцог уже занес над ним трость, но пронзительные крики остановили его.

Он заколебался: ребенок может причинить себе вред. Герцогу приходилось слышать, что Альберт может пронзительно кричать, но он и представления не имел, каков этот крик на самом деле.

Этот крик действовал герцогу на нервы. С одной стороны, он должен был немедленно пресечь его, в то же время вид этого маленького личика, налившегося кровью и начинавшего уже багроветь, пугал его — ведь если он пустит в ход трость, эти ужасные крики станут еще громче, и малыш может получить какое-нибудь телесное повреждение.

— Сейчас же прекрати, Альберт, — приказал он.

Альберт продолжал вопить.

Герцог уже не мог выносить этот вопль — от него, казалось, вот-вот лопнут перепонки. А мальчик вдруг забился в кашле.

Герцог отложил трость. Альберт, говорили ему, хрупкий ребенок. Потому-то он не любит танцевать. Танцы скорей всего утомляют его. Но почему он не перестает кашлять?

— Если ты пообещаешь мне вести себя лучше, я не стану тебя бить, — сказал герцог.

Мальчик немного успокоился.

— Ну что ж, — продолжал герцог, — мы, кажется, пришли к соглашению.

Так оно и было. Альберт понял, что его крик столь же эффективно действует на отца, как и на остальных взрослых. Помог и кашель. И Альберт принялся кашлять снова, но при этом к кашлю его примешивался какой-то странный хрип.

Отец отвел его в детскую, куда не замедлили явиться и обе бабушки. Тем временем обнаружили, что Эрнест, вернувшись с прогулки, тоже кашляет.

Братья заразились коклюшем.

Обоим оставаться в детской, решили бабушки. Все, что только могли найти для их развлечения, принесли туда. Уроков было теперь не так много, зато много книжек с картинками, но больше других Альберт разглядывал ту из них, в которой говорилось о похищении двух саксонских принцев.

Он не возражал против того, что их держат в детской, поскольку вместе с ним был Эрнест: они могли играть, бороться, без конца расспрашивать о том, чем их будут угощать, когда они выздоровеют.

— Почему мама не приходит нас проведать? — спрашивал Альберт.

Эрнест не знал, а бабушки, когда их об этом спросили, завели разговор о чем-то другом.

Молодая герцогиня была заточена в собственной комнате. Она была напугана. Все стало известно. За ней шпионили. Ее видели с любовником, знали, что она заходила к нему.

Что же теперь с нею будет? И как ее малыши? Из-за коклюша их сейчас держат в детской, а ей так хотелось бы побыть с ними. О эти жестокие германские принцы, жестокие и грубые! Для мужчин у них один закон, а для женщин совсем другой. Ну и завела она любовника. Разве Эрнеста от этого убудет? Стоило вспомнить бесчисленное множество его любовниц, с которыми он унижал ее. Но она не должна была обращать внимания на эту сторону характера мужа; самой ей полагалось оставаться благочестивой и добродетельной и терпеливо дожидаться тех редких случаев, когда он соизволит разделить с ней ложе для обзаведения наследниками. Но она свою часть сделки выполнила. Пора бы ему это понять.