Филиппа Грегори: Вайдекр, или Темная страсть

Но мама не стала подходить к перилам. Она очень боялась лошадей.

— Я стараюсь понять тебя. — Она подняла на меня глаза. Ее голос был грустным и полным жалости к себе. — Мне кажется, все, что ты любишь, — это земля. По-моему, ты и папу любишь только потому, что он хозяин этой земли. Твое сердце полно Вайдекром настолько, что там вряд ли найдется место для других чувств.

Пони забеспокоился, и я погладила его по шее. Тогда мама отвернулась и пошла к двери, оставив меня в довольно глупом положении. Я отпустила поводья, и мы поскакали по вымощенной гравием аллее на простор. Солнечный свет падал на мое лицо, тени деревьев весело плясали на земле, и я очень скоро забыла о несчастной женщине, только что оставленной мной, — впереди была свобода и работа, которую мне предстоит сделать.

Гарри, мамин любимец, тоже разочаровал маму. Его не привлекали ни зеленые холмы, ни меловые карьеры Вайдекра, ни даже наша серебряная речка Фенни. Он пользовался любым предлогом задержаться у нашей тетушки в Бристоле и говорил, что вид городских труб и крыш для него гораздо приятнее нашего пустынного и широкого горизонта.

И когда отец высказал мнение, что Гарри следует отдать в школу, мама побледнела и протянула руки к своему единственному сыну. Но глаза брата блеснули радостью, и он тут же согласился уехать. Бедная мама оказалась бессильна противиться отцовской уверенности, что Гарри нуждается в лучшем образовании, чем его собственное, и спокойному желанию уехать, высказанному самим Гарри. В августе, когда брат опять захворал, мама, няня и все четыре горничные спешно готовились к отъезду из дома одиннадцатилетнего героя. Папа и я старались спастись от этой суматохи. Целые дни мы проводили на пастбище. Гарри же целые дни торчал в библиотеке, читая новые учебники или выбирая книги для школы.

— Неужели ты хочешь уехать, Гарри? — однажды недоверчиво спросила я.

— Почему бы нет? — удивился он, ежась от сквозняка.

— Оставить Вайдекр. Это невозможно! — воскликнула я и беспомощно замолчала.

Если он не понимал, что ничто на свете не может быть упоительней запаха летнего ветра над Вайдекром, а горсть нашей земли дороже целого акра любой другой, то я не знала, как это можно объяснить словами.

Мы говорили на разных языках. Мы даже не были похожи внешне. Гарри напоминал отца белокурыми волосами и широко расставленными голубыми глазами. От мамы он унаследовал тонкую кость и прелесть улыбки. Но наша мама редко улыбалась, а лицо Гарри всегда сияло улыбкой беспечного херувима. Даже раздражительность и спесь, которые он тоже перенял от мамы, не могли испортить его доброго и веселого нрава.

Я же была отпрыском наших норманнских предков и основателей рода. Рыжие и хитрые, они пришли с Вильгельмом Завоевателем и, едва увидев прекрасные земли Вайдекра, повели за них борьбу и сражались до тех пор, пока ложью, изворотливостью и коварством не получили своего. Это от них, моих предков, я унаследовала рыжевато-каштановые волосы, но такие, как у меня, ярко-зеленые глаза, косо посаженные над высокими скулами, не сияли ни на одном из портретов семейной галереи.

— Она — подменыш, [3] Подменыш — по английским поверьям, ребенок, оставленный эльфами взамен похищенного. — говорила в отчаянии мама.

— И будет основателем своей собственной породы, — умиротворяюще отвечал отец. — Может быть, она станет хорошенькой, когда вырастет.

Золотым локонам Гарри не суждено было долго виться. Их коротко остригли, чтобы надеть первый парик, это входило в подготовку к школе. Мама горько плакала, когда волосы красивыми кольцами падали на пол, а глаза Гарри сияли от волнения и гордости, когда папин парикмахер впервые заплел косичку у него на голове. Вообще все это время мама не переставала лить слезы. Она плакала о локонах, плакала, собирая его белье, плакала, покупая огромные коробки конфет, чтобы подсластить первые самостоятельные шаги героя. Уже за неделю до отъезда Гарри мама проливала такие потоки слез, что даже он сам находил это чрезмерным, а мы с папой каждый день спасались на самых дальних выгонах.

Наконец Гарри уехал, отбыл, как молодой лорд, в фамильном экипаже с двумя лакеями и даже в сопровождении папы. К моей чести, я тоже пролила несколько слезинок, но видела их только Белла. Это была моя первая верховая лошадь, купленная папой специально, чтобы утешить меня после отъезда брата. Но вот экипаж Гарри пропал за поворотом, и я сразу перестала терзаться мыслями о нем.