Лоретта Чейз - Последний негодник

Даже Джо Пурвис не знал, что главы, которые он иллюстрировал, написала Лидия. Как и все прочие, он верил, что автором являлся холостяк-отшельник. Даже в самых необузданных снах он не мог представить, что мисс Гренвилл, самый циничный и упрямый репортер, сочинила хоть единое словечко дико причудливой и витиеватой сказки.

Сама же Лидия терпеть не могла упоминания об этом опусе. Она приостановилась и повернулась к Ангусу.

– Романтическая чепуха, – произнесла она.

– Может так и есть, но ваша очаровательная чепуха именно то, что в первую очередь цепляет читателей, особенно леди, и то, что заставляет их снова и снова вымаливать, как милостыню, продолжение. Проклятие, даже я извиваюсь на этом крючке.

Он встал и обошел стол.

– Что за умная девочка, эта ваша Миранда – мы с миссис Макгоуэн обсуждаем частенько эту тему, и моя жена думает, что тому грешному лихому парню следует прийти в чувство и…

– Ангус, я предложила написать эту идиотскую историю на двух условиях, – прервала его Лидия, понизив голос. – Первым условием было – никакого вмешательства ни от вас, ни от кого другого. Другое – совершенная анонимность.

Она послала ему ледяной взгляд ослепительной синевы:

– Лишь малейший намек, что я автор этих сентиментальных помоев, и я вас лично призову к ответу. В этом случае аннулируются любые наши контракты и договоренности.

Ее синие глаза будили в нем, простом служащем, тревожащую картину, подобно тому, как это удавалось определенным представителям знати, перед которыми трепетали поколения низших сословий.

Хотя Макгоуэн и был неустрашимым шотландцем, он струсил под этим холодным взглядом, как какая-то нижайшая тварь, лицо его покраснело.

– Все верно, Гренвилл, – смиренно сказал он. – Очень неблагоразумно с моей стороны сейчас завести разговор об этом. Двери толстые, но лучше поостеречься наверняка. Поверьте, я полностью осознаю свои обязательства перед вами и…

– О, ради Бога, не пресмыкайтесь, – резко оборвала она. – Вы мне достаточно хорошо платите.

Она промаршировала к двери.

– Идем, Сьюзен.

Собака встала. Лидия взяла в руки поводок и открыла дверь.

– Доброго дня, Макгоуэн, – произнесла она, и вышла, не дожидаясь ответа.

– Доброго дня, – сказал он ей вслед. – Ваше величество, – добавил он, вздохнув. – Думает, что она проклятая чертова королева, вот кто – впрочем, сука умеет писать, будь она проклята.

Великое множество народу по всей Англии в этот момент согласились бы, что мисс Гренвилл умеет писать. Тем не менее, многие из них стали бы утверждать, что мистер С.Е. Сент-Беллаир может писать даже еще лучше.

Именно эту неоспоримую истину мистер Арчибальд Джейнз, камердинер герцога Эйнсвуда, пытался объяснить своему хозяину.

Джейнз не был похож на камердинера. Худощавый и жилистый, с черными, похожими на бусины глазами, близко посаженными к его длинному крючковатому, неоднократно переломанному носу, он был похож на разновидность пронырливого негодяя, из тех, что часто встречаются на скачках и боксерских матчах, где этот народец делает ставки.

Сам Джейнз с сомнением относился к использованию термина «джентльмен джентльмена» на свой собственный счет. Однако несмотря на свои непривлекательные черты, он был чрезвычайно опрятен и элегантен, тогда, как своего высокого красавчика хозяина сам Джейнз не назвал бы джентльменом.

Эти двое мужчин сидели в самой лучшей – с преувеличением будет сказано, по мнению мистера Джейнза – столовой ресторана «Мясные Деликатесы» на Клэр Корте. Улица, узкое ответвление знаменитой Друри Лейн, была едва ли самой лучшей в Лондоне, а кулинарные изделия Аламоуд вряд ли считались притягательными для разборчивых вкусов. Однако, все это превосходно устраивало герцога, который был не более изящен или разборчив, чем обыкновенный дикарь, а может, даже меньше, судя по тому, что читал Джейнз о диких племенах.

Быстро управившись с высокой горой мяса, его светлость откинулся, или, вернее сказать, развалился на стуле и наблюдал, как официант наполняет кружку элем.

Каштановые волосы герцога, на которые совсем недавно Джейнз потратил столько усилий, пребывали в неописуемом беспорядке, словно давая всем понять, что они сроду не водили знакомства с расческой и щеткой. Шейный платок, до этого жестко накрахмаленный и старательно завязанный, каждой складочкой уложенный с точными интервалами и углами, небрежно свисал, мягкий и помятый. Что касается остального облачения его светлости: в двух словах, оно выглядело так, словно он в нем спал, что было обычным явлением, неважно, что одежда из себя представляла. « Право, удивительно, стоило ли мне так утруждаться» , – думал Джейнз.