Вайолетт Бэкли - Научи меня любить

— Животное! — прошептала Оливия. — Как он посмел командовать мной в моем собственном доме?

Но его насмешливый взгляд продолжал занимать ее мысли и тогда, когда она наконец вылезла из-под одеял и умылась.

Из соседней комнаты не доносилось ни звука, и она подумала: «Интересно, когда он наконец уедет? Может быть, он уже уехал?» С этой мыслью вдруг пришло странное чувство пустоты, и Оливия снова посмотрела на следы на своей руке, прижав ее к груди, и перед глазами возникли сильные руки и гордый профиль. Внизу, в холле, все было уже убрано и вымыто, скамьи и козлы из-под столешниц аккуратно расставлены вдоль стен. Слуги под неусыпным взглядом Кэтрин убирали столовое серебро в огромные буфеты.

— Доброе утро! Выспалась?

— Да, спасибо. Я спала гораздо дольше, чем обычно. Наверное, сильно устала.

Оливия присела на скамью, глядя, как Кэтрин заперла дверцы буфетов и мановением руки отослала слуг в кухню. Она спрятала связку ключей под фартук и села рядом, глядя в сторону и теребя руками аккуратно подшитый подол. Наконец она решилась.

— Я думаю, что вчера ты очень храбро выступила.

Оливия повернулась к ней, не веря своим ушам. Лицо Кэтрин вдруг показалось не таким агрессивным, как раньше. И даже голос как будто стал мягче. Разве это вчерашняя суровая хозяйка, которую она считала своим врагом еще до того, как увидела ее?

Кэтрин почувствовала ее долгий взгляд и повернулась к ней.

— Я не хочу, чтобы мы были врагами, Оливия. Я бы хотела, чтобы мы стали подругами, и мне теперь ясно, как ты беспокоишься за Генриха. Понимаешь, я так сильно его люблю… — Она прикусила губу и отвернулась. — Говорили, что ты очень красива, стоило взглянуть на тебя, и сразу стало ясно, что мне с тобой никогда не сравниться и что ты непременно окажешься заносчивой. И я думала, что надо сразу поставить тебя на место. Но потом я поняла, что все это совершенно не нужно, что ты так же расстроена всем этим, как и я. После смерти отца у Генриха сразу все пошло вкривь и вкось… — Она замолчала, глядя на свои руки, закрутившие подол фартука в плотный валик.

Оливия накрыла ее ладони своими и тихонько погладила их.

— Кэт, мы с тобой обе с самого начала ошибались, правда? Я тоже видела в тебе соперницу, потому что Генрих даже не написал мне о том, что женился…

— Он и это забыл, тупица! — взорвалась Кэтрин. — Про все забывает! А я, когда узнала, что тебе ничего не сообщили, решила, что он просто стыдится меня. — Ее голос опустился до шепота и глаза наполнились слезами.

— Стыдится тебя? — Оливия сжала ее руку. — Даже моя мать не смогла бы подать такой великолепный ужин, если бы у нее было так мало времени. Я думала, что ты была великолепна, и сказала себе, что обязательно должна у тебя этому научиться. А что касается смелости, так я вчера просто взорвалась! Этот самонадеянный грубиян… кстати, он ведь уже уехал?

— Нет. Они с Генрихом поехали осматривать владения. Мы вчера еще долго разговаривали после того, как ты ушла, и знаешь, он был гораздо Любезт нее, чем до этого. У него, кажется, много идей, как нам можно помочь.

Сердце Оливии колотилось. Значит, сэр Лоуренс все еще тут. И они вновь встретятся. Его глаза, руки… Она отбросила от себя эти мысли и заставила себя успокоиться. Дура, сказала она себе, человек приехал сюда по делам, ты про это не забыла ли?

— Сэр Лоуренс сказал, что проведет здесь еще одну ночь. Сказал, что у него есть некоторые предложения. Конечно, он потребует чего-нибудь взамен, но будь я проклята, если представляю, что мы еще можем сделать, кроме того, что уже делаем.

Она окинула взглядом холл, словно что-то могло навести ее на мысль.

— Пойдем, сегодня много дел. Должны привезти рыбу, и если не проследить за этим, то могут привезти слишком мало. — Она встала, расправив свой фартук.

Обед удался на славу. Кэтрин держалась раскованно и словно светилась изнутри в своем мягком розовом шерстяном платье, и Генрих не раз поглядел на нее с одобрением. Он выглядел более жизнерадостно, чем накануне, и вел себя как радушный и гостеприимный хозяин. Кэтрин следила за ним и не давала забывать о своих обязанностях.

Сэр Лоуренс опять постоянно обращался к Оливии, как будто хотел загладить вчерашнюю обиду. Его длинное блио, достигавшее икр, было сшито из узорчатой парчи с вышитой золотом каймой, грудь украшала золотая монограмма, а бедра обвивал золотой пояс, усыпанный драгоценными камнями. На щеках играл румянец, черные волосы были зачесаны назад. Оливия подумала, что он выглядит просто великолепно, и ей никак не удавалось принять безразличный вид, в чем она только что упорно практиковалась в своей комнате.