Вайолетт Бэкли - Научи меня любить

— Ты хочешь сказать — тогда, в монастыре!? Не может быть!

— Да, моя дорогая, — ответил он, целуя ее в кончик носа. — Именно там я увидел эту прекрасную дикую птицу, летящую вниз по холму, и почувствовал… м-м-м… некоторую пустоту… на своем запястье!

Он вытянул вперед сильную загорелую руку со сжатым кулаком, словно готовясь принять сокола. Оливия увидела, как сверкнули в улыбке его глаза и белые зубы. Радостное возбуждение поднялось в ней, и она улыбнулась ему в ответ сквозь пряди рассыпанных по плечам волос.

— И тогда?..

— И тогда, маленькая птичка, я отправился за ней и нашел ее. И у нее был очень печальный вид. И я тогда ее немного подразнил, чтобы посмотреть, есть ли у нее характер. — Он посмотрел на нее с лукавой усмешкой.

— Животное! Как тебе не стыдно!

Он резко притянул ее к себе и крепко поцеловал. Но она хотела слушать дальше.

— А потом?

— А потом я сказал хозяину этой птички, что она мне нужна. Немедленно. И ей сказал, что не могу ждать. А потом я позволил ей улететь от меня, чтобы самому поймать ее еще раз!

Она хохотала так, что некоторое время не могла говорить. Очарованный, он смотрел на нее.

— Лоуренс Миддлвей, должна ли я верить тому, что ты угрожал матери-настоятельнице и что ты все это подстроил… все эти дела с поместьем… только для того, чтобы?..

По его виду никак нельзя было сказать, что он в этом раскаивается. Его красивое лицо лучилось радостью, оттого что она теперь все знает.

— Но ты знал, что я влюбилась в тебя?

— Да, я это знал.

— И все же ты до сих пор не говорил мне, что любишь меня!

— Нет.

Его глаза потемнели от желания.

— Почему, Лоуренс?

Он вгляделся в ее лицо и увидел во взгляде доверие, которого раньше не было. Были боль и гнев, но сейчас он не замечал их, зато там появилось нечто новое — тепло и очарование.

— Ну, во-первых, тебе не нужна была моя любовь. Ты бы мне не поверила. Ты была такой обиженной и не уверенной в себе, что предпочитала думать, что все против тебя. Все, кого ты знала, и все, кого ты не знала. ТЫ так защищалась, правда?

Она молчала. Гарри. Настоятельница Антония. Генрих и Кэтрин. Сам Лоуренс. Да, она была уверена, что все эти люди — ее враги. Он все понял правильно.

— А во-вторых?

— Помнишь, что ты сказала мне, когда мы обменялись обручальными клятвами?

Оливия помнила. Она провела пальцем по его щеке и заглянула в глаза, не желая повторять вслух те слова и как бы прося принять ее молчание за ответ. Но это его не остановило.

— Так что же?

— Я поклялась, что заставлю тебя заплатить за все, — прошептала она.

— А я себе поклялся, что ты признаешь меня хозяином и захочешь моей любви еще до того, как я скажу тебе о своей.

— Но?..

— Но когда я тебя потерял, а потом нашел, я больше не мог скрывать от тебя свою любовь. Не хотел допустить даже мысли о том, что могу тебя навсегда потерять… — Последние слова он проговорил, уткнувшись лицом в ее волосы и крепко прижав ее к себе.

— О, Лоуренс! Какими мы оба были глупыми!

Когда некоторое время спустя он снова отпустил ее и растянулся на постели, она наклонилась над ним, обвив руками его шею.

— Что, моя птичка?

— Ты ведь знаешь, что я уже отреклась от своей клятвы?

Он молчал, взвешивая ее слова.

— Ты сказал, что я сама не верю в то, что говорю.

Он отодвинул ее от себя и с таким глубоким пониманием посмотрел в ее глаза, что у нее по спине побежали мурашки. Она попыталась спрятать лицо у него на шее, но он удержал ее.

— Ты не верила в это даже тогда, когда это говорила!

— Откуда ты знаешь?

— Откуда я знаю? Потому что ты набрасывалась на все и вся. Сердилась на меня, на себя, на всех. И еще потому, что в тот момент это было все, что ты могла сделать. Пообещать отомстить мне. Как пойманный сокол, который бьет крыльями и кричит.

— Значит, ты не принял меня всерьез?

— Что ты! Конечно, принял. Сокол может серьезно ранить, если его не принимать всерьез.

— А я поранила тебя?

— Тебе бы хотелось думать, что — да, правда ведь, девчонка? — сказал он, заключив ее в объятия, извивающуюся, но совершенно беспомощную в его сильных руках. — Но, видишь ли, я люблю соколиную охоту и знаю повадки сокола. Поэтому я заранее надел свою кожаную перчатку. — И с этими словами, смеясь, он опустил ее на кровать.

Она уже было хотела сердито ответить ему, но он закрыл ей рот поцелуем и всей тяжестью тела придавил к постели. Наконец он поднял голову и сказал:

— Ну а теперь, моя маленькая птичка, ты можешь мне доказать, насколько ты была серьезна, сказав мне, что отреклась от своей клятвы. Покажи.