Лиз Карлайл: Тень скандала

Рутвен резко обернулся.

— Полегче, старина, — обронил он с убийственным спокойствием. — Не путай объяснение с разрешением свободно высказывать твое мнение.

Клейтор опустил глаза.

— Прошу прощения, сэр, — сказал он. — Но я могу предсказать, если позволите, что будет дальше. Еще несколько посещений судебного пристава, и леди Аниша начнет продавать свои драгоценности. Вот чем все кончится.

Как ни досадно, Клейтор мог оказаться прав.

— Моя сестра не является пленницей в моем доме, — спокойно отозвался Рутвен. — Драгоценности принадлежат ей, и она может распоряжаться ими как пожелает. Я могу только надеяться и молиться, что она будет воспитывать Тома и Тедди более строго, чем наша мачеха воспитывала Лукана.

— Но, милорд, мне трудно об этом судить…

— Еще бы… — перебил его Рутвен. — Ведь тебя там не было.

Но, обернув слова Клейтора против него самого, Рутвен знал, что его там тоже не было. Он делал дипломатическую карьеру и мотался по Индостану, рискуя жизнью и здоровьем на службе ее величества и Вест-Индской кампании. К тому же, как и сейчас, он избегал своей семьи, старался как можно меньше общаться с родными.

Он любил своих родных — даже Лукана, при нахальстве и глупости брата, свойственных молодости. Он готов был отдать за них жизнь. Но их приезд из Калькутты шесть месяцев назад потряс его размеренное существование очень существенно.

Аниша осталась теперь вдовой с двумя маленькими сорванцами, которых еще предстояло вырастить. А их сводный брат Лукан… просто нуждался в отце. Жаль, что его у него не было.

— Какой сюртук, сэр? — поинтересовался Фрики, когда за Клейтором закрылась дверь. — Я приготовил темно-синий и черный.

— Черный, — сказал Рутвен, сдернув с шеи галстук. — И мне понадобится черный галстук к нему.

— Понятно, — промолвил Фрики, унося злосчастный предмет одежды. — Под стать вашему скорбному настроению.

— У меня была скверная ночь, — огрызнулся Рутвен.

Он мог не продолжать. Свидетельства тяжелой ночи были разбросаны по всей комнате: пустой графин от коньяка, аптекарский пузырек без пробки, полные пепельницы и резкий запах табака и гашиша, висящий в воздухе.

Фрики закончил одевать его в молчании, стараясь как можно меньше касаться своего хозяина. Причуды Рутвена в этом отношении четко доводились до сведения тех, кто ему прислуживал, и маркизу было наплевать, что они думают по этому поводу.

Закончив туалет, Рутвен спустился вниз, чтобы заказать свежий номер «Морнинг кроникл» и очень крепкий чай, который всегда держали под рукой специально для него.

В столовой он увидел только доктора фон Алтхаузена и лорда Бессета. Последний склонился над одним из любопытных экземпляров из коллекции доктора, изучая его через золотой монокль. Когда Рутвен проходил мимо, Бессет поманил его к себе.

— Мы получили известие от Лейзонби вчера вечером, — тихо сказал он. — Дела его отца улажены. Он отвезет девочку к родственникам своей матери. Там она будет в безопасности.

— Отлично, — отозвался Рутвен. — Доброе утро, доктор. Что это у вас?

— Редкая африканская муха, — сообщил тот. — Взгляните. Личинка заползает под кожу, откладывает яйца и…

— Избавьте меня от подробностей, — перебил его Рутвен, поморщившись. — Я еще не завтракал.

Он расположился на своем обычном месте — за столиком у окна, — смакуя чай и рассеянно перелистывая газету. Чай был горячим, роскошная столовая — уютной, а предстоящий день полон возможностей, которые только мог пожелать богатый и титулованный мужчина. Но прошлая ночь все еще вызывала у него досаду.

Он собирался расстаться с миссис Тиммондс.

Обидно, учитывая, что его любовница так красива. Но он начал испытывать к ней привязанность, а это лишнее. Хуже того, она начала задавать слишком много вопросов. Вела себя так, словно он не предупреждал ее заранее. А теперь он слишком привязался к ней, чтобы нанести ей моральную травму, которую приберегал для тех, кто переходил границы.

Но маркиз не мог не злиться — немного на нее, но главным образом на себя. Сколько еще он сможет выполнять сложные фигуры этого танца, попадаясь в ту же ловушку? Хватило шести месяцев, чтобы он начал испытывать соблазн отбросить осторожность и заглянуть за барьер, который установил между ними. Не потому что влюбился, а потому что, подобно Анише, Лукану и мальчикам, ему захотелось взять на себя заботу об Анджеле Тиммондс. И сделать ее счастливой.

Но он никогда в жизни не делал женщин счастливыми. Во всяком случае, надолго. Не в его это правилах.