— Каким образом все эти бумаги попали в ваши руки?
— Они были предложены нам в уплату и приняты без затруднений нашим банком, который не сомневается в том, что долги будут погашены. Позволю себе еще заметить вам, граф, что большая часть этих бумаг просрочена и что десятидневная отсрочка делается только из уважения к его сиятельству. Честь имею вам кланяться, граф.
— Подождите!
Рудольф поспешно написал несколько строк, в которых холодно просил Самуила приехать к нему, чтобы объясниться по поводу возникновения недоразумения.
— Забыл я вам заявить, что патрон болен,— сказал Леви, принимая письмо.— Господин Мейер-сын ведет все дела, а для переговоров вы потрудитесь обратиться к нему,— и раскланявшись, еврей ушел.
Оставшись один, Рудольф в отчаянии схватился за голову. Уплатить такую сумму было немыслимо, а не заплатить — значило разорение и бесчестие. Он решил сказать все отцу.
Как только старый граф вернулся домой, Рудольф тотчас вошел к нему в кабинет и выслал из комнаты камердинера.
Удивление старика сменилось отчаянием, когда он узнал, в чем дело. В полном изнеможении он опустился в кресло; в первый раз он почувствовал угрызения совести за свою расточительность. Но некогда было предаваться бесплодному раскаянию, надлежало придумать, как отвратить угрожающий удар.
Отец и сын высчитали все свои ресурсы, но и продажа серебра, фамильных драгоценностей, конюшен, экипажей и земли не дала бы надлежащей цифры, не говоря уже о неблагоприятных шансах, неизбежных при спешной продаже. Конечно, еврей бы мог выручить свое, продав все с аукциона, но что их ждет после такого скандала? Нищета и бесславие, а для Рудольфа неизбежность отставки.
Они обратились к ростовщикам, но безуспешно, мрачное отчаяние овладело ими, тем более, что ответа на письмо молодого графа не последовало.
Через день после того в городе распространилась неожиданная весть; Авраам Мейер внезапно умер от апоплексического удара. Через два дня после погребения старого банкира Рудольф получил лаконическую записку, в который Самуил извещал, что если граф желает с ним переговорить, то найдет его от 11 до 3 часов дня в конторе.
Скрепя сердце, отправился молодой граф к Мейеру.
Его тотчас провели в кабинет банкира, который встая ему навстречу и церемонно предложил стул. Оставшись одни, молодые люди с минуту молчали. Смерть отца, по-видимому, сильно подействовала на Самуила, он побледнел, похудел, и глубокая складка легла между бровей, выражение лица было угрюмо.
— Мне очень тяжело, господин Мейер,— начал Рудольф с глухим раздражением,— говорить о деле, по которому я пришел, и позвольте вам сказать, что я знаю причины, заставляющие вас так действовать. Нехорошо с вашей стороны из мести к такой девочке, как моя сестра, разорять семью, чтобы заставить ее нищетой и бесславием заплатить за оскорбительные слова.
— Вы забываете,— перебил холодно банкир,— что эти слова вашей сестры были внушены ей братом.
— Ну да, сознаюсь, я причина оскорбления, нанесенного вам Валерией, но, господин Мейер, я не первый и не последний из нашего общества следую предрассудкам, к которым издавна евреи дают повод.
— От вас, граф, зависит покончить дело миром, и я полагаю, что до сего дня не давал вам повода жаловаться на неприятные свойства, которые вы приписываете нашему племени.
— О, если вы предлагаете дружелюбное соглашение,— оживляясь, сказал граф,— то я от всего сердца извиняюсь за причиненное вам оскорбление. Дайте нам годовую отсрочку, мы переменим образ жизни, продадим, что можем, без большого убытка и тогда уплатим вам все сполна.
Презрительная усмешка скользнула по лицу Самуила.
— Вы ошибаетесь, граф, речь идет не об извинении между нами, я не даю вам ни часа отсрочки и, если через три дня вы не заплатите, наложу запрещение на все ваше имущество. Но есть еще третий выход, и от вас зависит к нему прибегнуть. Тогда я сожгу все документы и ничего не потребую от вас.
Рудольф глядел на него в недоумении.
— Я вас не понимаю,— проговорил он.— Что же вы от нас потребуете?
Самуил нервно оттолкнул груду бумаг, лежавших перед ним на столе, и глаза его странно вспыхнули.
— Выслушайте, граф, вот мои условия: согласитесь выдать за меня графиню Валерию, и я уничтожу все тяготеющие на вас обязательства.
Кровь бросилась Рудольфу в голову.
— Вы или с ума сошли, Мейер, или издеваетесь над нашим несчастьем! Валерия — ваша жена! Вы забываете, что вы...— он остановился.
Читать дальше