Эльза Вернер - Фея Альп

Эрна, наоборот, сияла счастьем и гордой радостью, ее глаза загорались при каждом поздравлении, каждом восторженном слове, относящемся к ее мужу, к которому теснились так же, как и к ней. Каждый жаждал перекинуться хоть словом с красавицей-женой инженера, и каждому она старалась приветливо ответить, оказать внимание.

Им пришлось одним взять на себя представительство, потому что доктор Рейнсфельд, который, как муж наследницы покойного председателя общества, должен был играть вторую из двух главных ролей, никак не отвечал требованиям момента. На нем не было знаменитого старого сюртука и желтых перчаток, в которых он познакомился со своей теперешней супругой, его фрак был безукоризнен, но было ясно видно, что сегодняшний день для него — тяжкое испытание. Он ограничивался поклонами, рукопожатиями и старался по возможности держаться на заднем плане. Вдруг перед ним вынырнуло худое, обожженное солнцем лицо, и знакомый голос проговорил:

— Могу ли я еще рассчитывать на честь быть узнанным господином доктором Рейнсфельдом?

— Фейт Гронау! — воскликнул удивленный и обрадованный доктор, протягивая ему руку. — Значит, вы получили наше приглашение? Но почему же вы не явились раньше и не поехали с нами?

— Я приехал через Гейльборн, — ответил Гронау, — и у меня едва хватило времени, чтобы поспеть сюда, в Оберштейн, навстречу поезду. Поздравляю вас с сегодняшним днем, Бенно, он так близко касается вас.

— Да, к сожалению… Обед на восемьдесят персон! — вздохнул Бенно. — Вольф считает, что я должен играть сегодня роль хозяина, а уж если он что-нибудь заберет себе в голову, то хочешь — не хочешь, а приходится делать.

— Ну, в данном случае он прав, — смеясь, сказал Гронау. — Должны же вы хоть что-то делать на торжестве открытия, раз вы главный акционер и первый член совета правления.

— Если б только от меня не требовали, чтобы я везде был и со всеми говорил! — пожаловался бедный доктор, теперешний миллионер. — Подумайте только, хотели даже, чтобы я сказал за обедом речь, но уж от этого и стал отбиваться руками и ногами! Вольфганг выстроил дорогу, пусть сам и речи говорит. Да он уже и говорил сегодня утром перед отъездом, когда передавал дорогу правлению, и говорил гениально, увлекательно, мы все были в восторге, а больше всех его собственная жена. Не правда ли, она ослепительно прекрасна сегодня?

Гронау молча кивнул головой, и его лицо омрачилось, когда он взглянул на молодую женщину. Эта красота была причиной смерти близкого ему человека: Эрнст Вальтенберг отдал бы блаженство будущей жизни за один такой взгляд, какой Эрна только что бросила на мужа. Но такие воспоминания были неуместны среди радостного праздничного настроения, Гронау отогнал их от себя и осведомился об Алисе Рейнсфельд.

— О, моя Алиса цветет, как роза, и наша малютка тоже! — лицо Бенно просияло, когда он заговорил о жене и ребенке. — Вы ведь знаете?..

— Что она подарила вам дочь? Знаю, вы же мне писали. Теперь, надо полагать, ваша докторская практика ограничивается семьей?

— Напротив, у меня пациентов больше, чем было, — с сердечным удовольствием объявил Бенно. — Летом, когда мы здесь, я, разумеется, хожу ко всем больным моего прежнего округа, а так как могу теперь давать самым бедным и средства, нужные для исполнения моих предписаний, то…

— То честные волькенштейнцы усердно пользуются ими, — перебил Гронау. — Еще бы! Доктор, который ни гроша не стоит да еще дает деньги на лечение, должен быть им по вкусу. Надо полагать, они теперь чаще доставляют себе удовольствие болеть: ведь это так дешево! Однако не стану дольше отрывать вас от ваших общественных обязанностей, Бенно. Поболтать успеем и после.

Он хотел отойти, но Рейнсфельд удержал его, поспешно схватив за фалду.

— Не уходите! Пока я разговариваю с вами, я могу так славно стоять в уголке, и мне нет надобности говорить комплименты. Мы ведь наприглашали всевозможных умных людей, министров и членов правительства, депутатов и целый штаб журналистов, и со всеми этими важными господами я должен говорить и еще быть остроумным. Это ужасно!

Гронау засмеялся и остался, но доктору не позволили долго держаться в стороне: к нему подошел Герсдорф, который, как юрисконсульт железнодорожного общества, тоже принимал участие в торжестве вместе с женой. Последняя явно оставалась верна своему принципу скрашивать бедняге-мужу его служебные поездки своим присутствием. Принимая во внимание свое теперешнее положение супруги и матери, она старалась держаться с известным достоинством, что составляло забавный контраст с ее подвижной, как ртуть, натурой, прорывавшейся при каждом удобном случае.