Кэтрин Коултер: Прелестная лгунья

– А ты убил преступника? – спросила она таким равнодушным тоном, что Ричард удивленно посмотрел на нее.

Запустив длинные пальцы в темные волосы, герцог еще больше взлохматил свою шевелюру.

– Нет, я точно не знаю, кто убил его. Признаюсь, мне безумно хочется отправить этого типа назад, в преисподнюю, откуда он ненароком вырвался, но даже не сам факт его существования приводит меня в ярость и отчаяние. Я все чаще начинаю задумываться, может ли хоть кто-нибудь из нас считать себя в безопасности. – Кларендон отвернулся от нее и, опустив голову, стал смотреть на огонь.

Моргана поняла, что больше он ничего не скажет. Ричард испытывал боль, и она поможет ему. Вообще-то Кларендон всегда платил ей, но на этот раз она с радостью утешит его и ничего не попросит взамен.

– Прости, – проговорила Моргана, прижимаясь к его мускулистому телу. Поцеловав Ричарда в плечо, она припала щекой к его спине. – Пойдем, я хотя бы на время помогу тебе забыться.

Он не повел ее в постель. Приподняв Моргану, Ричард рывком насадил ее на свою восставшую плоть. Его движение было столь резким, что Кларендон даже испугался, не причинил ли ей боли, но, услышав низкий, сладострастный стон, понял, что женщина близка к вершине наслаждения. На сей раз он не обманул ее ожидания. Однако когда через три четверти часа Ричард уходил из ее спальни, Моргана знала, что он по-прежнему холоден как камень.

Было поздно. Эванжелина положила щетку на туалетный столик рядом с серебряной расческой: девушка так устала, что была не в силах даже заплести косу. Эванжелина слышала, как горничная Маргарита тихо смеялась и напевала что-то вполголоса, расправляя складки на голубом бархатном платье госпожи, которое та надевала вечером.

Эванжелина посмотрела на свое отражение в зеркале. Она была очень бледна. Да, она устала, и усталость эта тяготила не только тело, но и душу.

Эванжелина ненавидела Францию.

Но ничего не говорила отцу – не хотела обижать. А отца она любила больше всех на свете. Узнав, что Наполеон сдался, а Людовик возвращается на французский трон, отец пришел в такой восторг, что схватил ее в объятия и пустился в пляс.

В Ромилли-на-Сене они вернулись полгода назад – только не в родовое поместье, а в небольшой домик, расположенный в двух милях от замка. В их доме поселился богатый купец со своей толстой женой и шестью отпрысками.

Но отца Эванжелины это не заботило. Он мечтал вернуться домой, разговаривать на своем родном языке, смеяться над шутками, понятными французам. По правде говоря, отец никогда не понимал английского юмора. Эванжелина подозревала, что отец просто не хотел впитывать в себя английский дух. Он прекрасно говорил по-английски, но думал только по-французски. Эванжелина не раз спрашивала себя, как к этому относилась ее мать – истинная английская леди, знавшая, разумеется, что муж не раскрывает перед ней душу, не делится своими мечтами.

Отец прожил в Кенте двадцать пять лет. Там он женился на дочери местного барона, который поселился вместе с молодыми супругами, потому что проиграл все свое состояние. Эванжелина любила своего английского дедушку. Правда, девушка осознавала, что теперь ее отношение к нему, пожалуй, было бы иным, чем в детстве. Однако дедушка умер до того, как она успела повзрослеть, поэтому в ее воспоминаниях он навсегда остался добрым и романтичным стариком.

Сама Эванжелина была очень похожа на отца. Девушка прекрасно, без акцента, говорила по-французски, но никогда не была француженкой в душе. И как она могла сказать отцу, что чувствует себя несчастной, что ей легче умереть, чем выйти замуж за француза вроде графа де Пуйи, Анри Моро – богатого и красивого дворянина, который нисколько не волновал ее воображения? Она даже не улыбалась в его присутствии.

Вечер был долгим и утомительным – главным образом из-за того, что Анри по неведомой ей причине вознамерился во что бы то ни стало взять Эванжелину в жены, вообразив, что та станет для него идеальной спутницей жизни. Одному Богу известно, как она отговаривала его, но граф упорно стоял на своем, не желая слушать никаких доводов. Он хотел ее. И использовал любую возможность, чтобы затащить Эванжелину в укромный уголок.

Кто-то тихо постучал в дверь спальни. Улыбнувшись, Эванжелина торопливо встала: отец всегда заходил к ней перед сном. Эти мгновения девушка любила больше всего.