Анита Берг - Любовь — прекрасная незнакомка

Энн сидела с Карен на кухне. Она всегда любила это место, где сосредоточена вся жизнь обитателей дома. В прошлые годы висевшая здесь доска для объявлений пестрела детскими рисунками и всевозможными записками, напоминавшими о посещении зубного врача, спевке хора или школьных дежурствах. Дети давно покинули дом, но к доске продолжали прикалывать листки бумаги с разнообразной информацией. Пышные связки пряных трав свисали с потолка. Пахло свежеиспеченным хлебом. Здесь всегда царил милый беспорядок, который нельзя было себе представить в кухне Энн, так как ее покойный муж тщательно следил за порядком.

На столе перед Энн стояла чашка кофе и блюдо с песочными коржиками — Карен была большой мастерицей по части печения. Энн смотрела, как ее подруга, сосредоточенно сжав губы, разливает прошлогоднее вино по бутылкам. Она затыкала их пробками, потом на каждую наклеивала этикетку с надписью «Шато-Ригсон», выведенной витиеватыми готическими буквами. Готовые бутылки она относила в кладовую. Со своего места Энн видела полки, уставленные банками с домашним вареньем, аккуратно покрытыми полотняными кружочками и с наклейками, надписанными рукой Карен. «Да это настоящее предприятие, осуществляемое силами одной домохозяйки», — с невольной иронией подумала Энн.

Карен села за стол рядом с Энн. Прихлебывая кофе и самодовольно улыбаясь, она болтала без умолку: рассказала Энн о дебатах, вспыхнувших на очередном заседании Женского института, о планах его членов на осень, сообщила, что продержись подольше погода, нынешним летом будет просто небывалый урожай черной смородины, а банками для клубничного варенья уже следует начать запасаться — совершенно ясно, что клубника уродится в огромном количестве. Энн слушала и вдруг почувствовала, что больше не выдержит и закричит. Это желание было так сильно, что ей пришлось сделать вид, будто она закашлялась. Казалось, сами стены этой комнаты давят на нее. Она поднялась так быстро, что ножки ее табурета со скрипом проехались по кафельному полу. Извинившись перед опешившей Карен, она сразу ушла.

Машину Энн оставила за углом. Включив зажигание, она еще посидела немного, глядя на живописный деревенский пейзаж. Что на нее нашло? Ведь Карен была ее лучшей подругой. Они столько часов провели на этой кухне за пустыми разговорами, и никогда раньше это ее не тяготило. Но сегодня какой-то новый, пробудившийся в ней взгляд на вещи вызвал эту неожиданную реакцию. Плевать она хотела на Женский институт, и на предполагаемый урожай черной смородины, и на клубнику, черт бы это все побрал! Еще более странно, что все эти банки с вареньем, бутылки вина и дурацкие этикетки показались ей по меньшей мере смешными. Ведь она видела их сотни раз, почему же они вдруг стали раздражать ее? И тут, потрясенная, она поняла, что все дело было в самодовольной уверенности Карен в собственном благополучии. Вот что показалось ей возмутительным и чуть было не довело — нужно быть честной с самой собой — до истерики.

Два дня спустя Энн приняла приглашение на вечер, где собирались играть в бридж. Хозяева были старыми друзьями их с Беном, с ними они часто встречались. На вечере присутствовала еще одна пара. Энн пришла в замешательство, обнаружив, что число присутствующих оказалось нечетным, так как она пришла одна, и кому-то придется не участвовать в игре. Она сослалась на то, что у нее болит голова, и предпочла ограничиться ролью зрителя. Когда роббер закончился и принесли напитки, Энн тихо сидела, слушая последние деревенские сплетни. Как она поняла, к жене нового священника в приходе относились не слишком одобрительно. Она работала в Лондоне в системе социального обеспечения, и люди поговаривали, что ее политические взгляды могут показаться чересчур розовыми многим жителям Мидфилда. Все сошлись на том, что церковный праздник в этом году обязательно провалится. Энн улыбнулась про себя — провал пророчили каждый год. Ее спросили, не возьмет ли она на себя один из киосков. Сама не понимая почему, она солгала, сказав, что, по-видимому, уедет на праздники, хотя в действительности никуда не собиралась. Постепенно ею овладела та же беспокойная скука, что и у Карен. Сославшись на усилившуюся головную боль, она поторопилась уйти.

Вернувшись домой, Энн долго просидела неподвижно, с недоумением спрашивая себя, что с ней происходит. Она вела тот же образ жизни, что и в прежние годы, встречалась с теми же людьми, но раньше ей не приходилось испытывать подобной скуки. Это было неприятное чувство, до сих пор совершенно ей неизвестное. В чем же причина? Выходит, горе сделало ее совсем другим человеком!