Беверли Кендалл - Вкус желания

— Так вы позволили или не позволили ему вторгнуться на мои земли?

Одна крошечная ложь могла бы все уладить. Но солгать ему она не могла.

— Возможно, я это и сделала, но вовсе не так, как вы думаете. Я…

И снова он не дал ей договорить, сказать что-нибудь в свое оправдание.

— Я ожидаю, что завтра вы уедете.

Прошла минута, прежде чем Амелия смогла осознать, что он сказал и что она услышала, потом мучительная боль обожгла ее сердце, и она чуть не рухнула на колени.

— Томас, пожалуйста, позвольте мне объяснить! — умоляла она.

Амелия потянулась к нему и дотронулась до рукава его халата. Он вырвал руку, будто ее прикосновение было невыносимо для него.

— Завтра.

Слово-приговор, обрекавший ее на холодное и пустое будущее, на жизнь без неге.

Она беспомощно смотрела на него, на его всклокоченные золотые волосы, потемневшие от проступившей щетины щеки и подбородок. Она молча проклинала лорда Клейборо за его неуместное появление и Томаса за его тупое упрямство, но больше всего себя за то, что вообразила, будто может справиться с этой ситуацией сама, не вовлекая в нее Томаса.

— Я не люблю его. Никогда не любила. С того самого бала я знала, что не смогу выйти за него. Я хочу быть с вами. Пожалуйста, не покидайте меня, — сказала она жалобным, убитым тоном.

Ей хотелось крикнуть: «Я люблю тебя!» — но эти слова были еще непривычны.

Он ответил не сразу. Вместо этого оглядел ее всю — от всклокоченных ветром волос до ног, обутых в сапожки.

— Вы позволили ему поцеловать вас.

В его словах было обжигающее обвинение, полное рассчитанной мстительности.

— Он это сделал против моей воли.

Но Томас отмахнулся от нее бесстрастным жестом.

— Я рассчитываю на ваш отъезд. Завтра же.

Его тон был беспощадным.

— Томас, вы не можете так говорить…

— Очень хорошо. Оставайтесь.

Не сказав больше ни слова, он повернулся с намерением удалиться. Только когда он завернул за угол главного коридора, Амелия очнулась. Неужели он и в самом деле сдался?

Инстинктивно она сделала попытку последовать за ним, но тут же остановилась. Сегодня ничто не могло бы растопить его гнева. И даже признание в любви не было бы принято должным образом.

Плотнее запахнув плащ вокруг дрожащего тела, она направилась прямо к своей спальне, так и не услышав и не увидев ни души.

Несомненно, завтра утром Томас будет в более спокойном настроении. А если не завтра, то послезавтра. И тогда он согласится ее выслушать. Этой мыслью и жаркой мольбой об этом она наконец убаюкала себя и уснула прерывистым сном.

На следующее утро за завтраком Амелия застала одну виконтессу. Она сидела во главе стола и пила чай из фарфоровой чашки. При появлении Амелии леди Армстронг поставила чашку на стол.

— Доброе утро, леди Армстронг, — вежливо поздоровалась с ней Амелия.

Пожалуй, слишком вежливо, принимая во внимание их недавнюю близость.

Виконтесса обратила к ней внимательный взгляд. На ее безупречном лбу обозначилась тонкая морщинка.

— Томас вернулся в Лондон.

Амелия вздрогнула и замерла — вокруг нее все обрушилось и разлетелось вдребезги, как стекло, упавшее на мраморный пол. Глаза защипало, дыхание прервалось.

— Он уехал? — спросила она задыхаясь.

Леди Армстронг поспешно поднялась с места и подошла к ней. Лицо ее выражало смесь жалости и беспокойства.

— Вчера вечером между вами что-то произошло?

Амелия была слишком подавлена, чтобы отвечать. Она могла ожидать всего: молчания, холодности, гнева, возможно, даже презрения, но не этого. Только не этого.

Она отказалась уезжать, и поэтому уехал он. Именно так. Не предупредив ни единым словом. Она убедила себя, что его слова — «Очень хорошо. Тогда оставайтесь» — означали: он даст ей возможность оправдаться и все объяснить. Но теперь он уехал. Он бросил ее тогда, когда она поняла, что не представляет жизни без него.

— У меня нет аппетита. Если вы меня извините, леди Армстронг, я вернусь в свою комнату, — ответила Амелия хриплым шепотом.

Виконтесса коснулась ее руки, пытаясь успокоить.

— Моя дорогая, вы уверены, что ничего не хотите мне рассказать?

Амелия вырвала руку и с отчаянной силой покачала головой:

— Нет, нет, мне надо прилечь. Если вы меня извините…

Она поспешно выбежала из комнаты и вернулась к себе в спальню, где могла без помех оплакать свою потерю, — в уединении и с сухими глазами.

Прошло три дня после отъезда Томаса. На третий день добровольного заточения Амелии в спальне виконтесса лично сообщила ей, что в гостиной ее ожидает посетитель. Она не сказала, кто именно, пояснила только, что таково желание джентльмена. Амелия почувствовала, что сердце ее забилось с удвоенной силой. Сначала в ней вспыхнула слабая надежда — а вдруг?.. Но она тут же одернула себя: будь это Томас, виконтесса едва ли стада бы проявлять такую сдержанность.