Елена Езерская: Бедная Настя. Книга 8. Воскресение

С тех пор, как Мария приблизила Анну к себе, сделав своей камер-фрейлиной, они много времени стали проводить вместе — Анна сопутствовала ей в дни беременности и присутствовала при родах, сопровождала в неутомимых поездках с благотворительностью: Мария, следуя примеру Александры Федоровны, покровительствовала больницам и приютам, богадельням и нескольким благотворительным обществам, навещала с визитами гимназии и институты, в том числе и Смольный. И глядя, как Мария преодолевает прежний, юношеский, страх перед ответственностью роли будущей императрицы и едва поспевая в поездках за своей госпожой, Анна удивлялась — откуда в этой хрупкой, болезненной молодой женщине столько мужества и выдержки, помогавшей ей преодолевать и свою немощь (чахотка неумолимо овладевала слабым телом бывшей немецкой принцессы), и свое одиночество.

При ближайшем рассмотрении Мария оказалась существом, обладающим не единственно лишь тонкой душевной организацией, но и весьма требовательной в общении. Многим она казалась слабой и нерешительной, ее обществом часто тяготились и упрекали супругу наследника в чрезмерной гордости, но очень скоро Анна поняла, что причина склонности Марии к уединению — не в недостатках, а достоинствах ее натуры, главным из которых Анна почитала избирательность в дружбе. Мария не торопилась окружать себя большим количеством пустых и громкозвучных компаний, предоставляя свободное от семейных и государственных забот время встречам со своим духовником и разговорам с немногими приближенными к ней фрейлинами, к числу которых — самых доверительных — принадлежала и Анна.

Именно это, вполне осознанное стремление ограничить общение узким кругом избранных лиц вызывало негодование некоторых придворных, и Анна, как-то услышав фразу одного весьма влиятельного вельможи из окружения императора о том, что он сожалеет о будущем страны, на троне которой окажется столь анемичное и бесцветное создание, которое даже не способно долго удерживать вниманием нить разговора, не удержалась и вступилась за свою госпожу. «А вы не подумали, Борис Николаевич, о том, что, быть может, это просто вы настолько неинтересны Ее высочеству, что ей беседовать с вами тяжело и утомительно?» — спросила она и испытующе взглянула на говорившего. Царедворец тогда нахмурился, бросив на Анну гневный и весьма выразительный, негодующий ее вмешательством взгляд, но промолчал — сей господин и впрямь был известен своей бестактностью, и порой за исходящим из его уст словесным потоком забывался и сам предмет обсуждения, и тем более, сникал и стушевывался, независимо от ранга, его собеседник.

Анна не нашлась тогда, что ответить Марии на предположение о характере ее сомнений в ответе князю Репнину, но не признать справедливость слов Ее высочества она не могла. Доверительность отношений, вновь возникшая между нею и Михаилом, пусть даже в своем эпистолярном обличии, вернула Анну во времена далекие, но не забытые. И она в который раз вынуждена была признать, что чувства эфемерные, платонические имеют над людскими душами власть куда более существенную, чем те, что основаны на простых и понятных желаниях и говорящие на языке не флюидов, а плоти.

— Мне почему-то представляется, что однажды вы непременно захотите ощутить то, чего волею обстоятельств в свое время избегли, — завершила свою мысль Мария, расставаясь со своей фрейлиной: «До завтра!». Она со слов самой Анны наслышана была о ее мытарствах, начиная со дня памятного выступления на балу у Оболенского, и теперь увидела в происходящем между баронессой и князем Репниным не простое продолжение незавершенной когда-то любовной истории, а библейское возвращение на круги своя.

— Однако считается, что нельзя дважды вступить в одни воды, — с сомнением покачала головою Анна.

— Можно, если эти воды — божественные, — улыбнулась Мария, и Анна вздрогнула: она никогда не думала о своих отношениях с Репниным с этой стороны, потому как искреннее полагала, что ее предначертание — Владимир Корф. А может быть Мария права, и он был лишь испытанием, в то время как увлечение Михаилом являлось посланием небес — светлым, прозрачным и незамутненным реалиями земного бытия? И не станет ли это чувство ее возвращением к жизни, ее спасением от дурного глаза и истомившей душу печали об утраченной любви?.. Вернувшись домой и находясь под сильным впечатлением от разговора с Ее высочеством, Анна тотчас же села за ответ Репнину, в котором, поблагодарив Михаила за откровенность, признавалась в том, что Лиза взяла подобную клятву и с нее, и в завершении однозначно дала понять князю, что готова на еще одну попытку стать счастливой, а утром слуга отнес конверт, адресованный Репнину, на почту.