Бетина Крэн: Нежное прикосновение

Даймонд обернулась и взглянула через овальное заднее оконце на усталую согбенную фигуру, вскоре исчезнувшую в пыли. Когда ее не стало видно, Даймонд расслабленно откинулась на сиденье и снова расправила юбки. На душе было тошно.

Отчаянные нотки в голосе этого парня проникали, гнездились в самых потаенных уголках сердца… «Моя последняя надежда»… Из головы никак не шла его героическая попытка преследования кареты. Этот несчастный был одним из многих, отчаянно нуждающихся в помощи. И всякий раз она, Даймонд, оказывалась их последней надеждой.

Но почему последней? Почему не первой? Не главной? Ответ она знала, и знала давно. Видно, таков ее крест — быть палочкой-выручалочкой для других. Иначе почему ее все время осаждают бедные и несчастные?

Она подняла голову и увидела, что бывший опекун насмешливо разглядывает ее встревоженное лицо.

— Мне надо было хотя бы его выслушать, — пролепетала она.

— Стремянка с моторчиком, — фыркнул Хамфри, — какая глупость! Вы только что закончили раздавать тысячи долларов таким же, как он, кретинам.

— Инвестировать, — поправила она. — И могла бы инвестировать на несколько тысяч больше.

Хардвелл посмотрел на нее в упор и раздраженно фыркнул.

— Ты же не можешь исправить весь мир!

— Я и не собираюсь исправлять весь мир, — она вздернула подбородок, — просто пытаюсь сделать его чуть лучше… делаю то, что, на мой взгляд, правильно… то, чему меня учили с детства.

Хардвелл проворчал что-то нечленораздельное, потом опять откинулся на сиденье и скрестил на груди руки. Оба понимали: здесь она его уложила на лопатки.

После безвременной кончины отца Даймонд одиннадцать лет назад Хардвелла Хамфри и его жену Анну назначили опекунами девочки. Они делали все возможное, чтобы привить наследнице Вингейтов собственные представления о христианской морали, следили за тем, чтобы Даймонд не была избалована роскошью, показывали ей изъяны этого мира и воспитывали в ней серьезный, ответственный подход к собственному богатству.

Усилия опекунов увенчались успехом. С первых дней жизни с ними Даймонд выказывала необыкновенную склонность к состраданию и филантропии. Она охотно дарила деньги, еду и одежду всем нуждающимся, но очень рано поняла, что помочь людям «сделать себя»в этом мире гораздо важней и достойней, чем просто давать им средства к существованию. К своему шестнадцатилетию Даймонд уже помогла открыть несколько новых бизнес-предприятий и благотворительных организаций из личных дотаций и незащищенных ссуд.

Но к моменту рокового восемнадцатилетия щедрость Даймонд снискала себе всенародную и тревожную известность. Хардвелл и Анна призадумались. Уж не перегнули ли они палку с принципом «сними с себя последнюю рубашку и отдай ее ближнему»? Надеясь подготовить Даймонд к жизни в высшем обществе Балтимора, Хардвелл и Анна обратились за помощью к жене одного из ведущих балтиморских финансистов. Эвелин Стэнхоуп Вассар решила, что ее дочери, Кларис, будет полезно открыть свой первый сезон в свете вместе с подругой, а посему согласилась приглядеть за самой богатой невестой Балтимора.

Дебют Даймонд состоялся перед самым ее восемнадцатилетием. Девушка стала явлением светского сезона в Балтиморе — обласканная друзьями, обожаемая матронами, избалованная вниманием джентльменов и отпрысков балтиморской элиты.

Богатый и влиятельный Бэзил Вингейт оставил все свое состояние дочери, не ограничив ее юридически. С того дня, когда ей исполнилось восемнадцать лет, не было никого, кто мог бы сказать ей «нет»… или потребовать «нет» от нее.

— Ты, конечно, знаешь, что мы не против твоей благотворительности, — проговорил Хардвелл. Его обычно приветливое лицо помрачнело. — Но это уже слишком… Каждый раз, когда ты выходишь за порог собственного дома, нас атакуют со всех сторон. У ворот собираются целые делегации. На той неделе это была настоятельница сиротского приюта со своими грустными детишками. Сегодня — недоумок, который набросился на нашу карету…

— Он просто хотел показать мне, как работает его агрегат.

Хардвелл ласково накрыл тонкую руку девушки своей большой ладонью.

— Ты слишком мягкосердечна, милая Даймонд. Посмотри, что было с людьми, чьи дома сгорели во время пожара на Хэмпден-стрит. Понадобилась целая неделя, чтобы разобрать тот хаос, который они оставили во флигеле. Ты же не можешь всю жизнь раздавать деньги, будто ты всеобщая добрая тетушка, а твои деньги — центовые мятные лепешки!