Александра Соколова: Царский каприз

Молодая девушка терпеливо выслушала все наставления и угрозы матери, но, несмотря ни на что, на следующий же день утром была уже в Царской Славянке, а там на коленях пред ней ее горячо благодарил за смелый и преданный поступок обезумевший от счастья жених.

Все, рассказанное его товарищем, оказалось не только преувеличенным сообщением, но прямо-таки выдумкой, специально пущенной в ход с целью навести молодую девушку на мысль проведать больного.

— Приедет сестрой милосердия, а уедет… женой! — цинично смеялся услужливый рассказчик-товарищ, с мнимо умирающим Несвицким, придумывая всю эту гибельную ложь.

Нравы высшего круга в то время не отличались особой строгостью, и в лагерях, и на зимних стоянках гвардейских полков не редкостью были посещения великосветских красавиц.

Весть о прибытии в Царскую Славянку легендарной петербургской красавицы Лешерн с легкомысленной быстротой разнеслась по всему полку. Несвицкому завидовали, и только один из его товарищей, бесконечно толстый и бесконечно добродушный капитан Борегар укоризненно покачал своей крупной, слегка полысевшей головой и медленно произнес в виде нотации:

— Ну, барышня-то зачем? Мало ли соломенных и иных вдов на нашу долю судьба посылает?

— Господа, Борегар-то зафилософствовался! — с презрительной гримасой откликнулся смуглый красавец князь Ч., впоследствии составивший себе громкую известность в административном мире. — Какая разница, девушка ли навестит нашего брата — скучающего холостяка, или шалая бабенка? Лишь бы молода да красива была, а больше ничего не спрашивается.

— Нет, не вздор я говорю! — горячо запротестовал Борегар. — И глуп ты, если не понимаешь разницы между этими посещениями. И для гостьи, и для самого хозяина тут целый мир расстояний!

— Ну, какой? Скажи, какой?

— А такой, что, проводив вдовушку, я только лишний веселый часок в свой дневник запишу, если я имею несчастие вести дневник, и не стану от этого ни лучше, ни хуже, ни глупее, ни умнее!..

— А коли барышню встретишь и проводишь? — рассмеялся князь Ч.

— А барышню проводивши, я либо подлецом, либо дураком останусь! Если не женюсь — подлец буду, а если окрутят меня — в дураках останусь! Так-то, други мои милые! — закончил свою короткую, но содержательную речь толстяк и громко крикнул: — А теперь у кого есть дукаты, тот закладывай банк, и «любишь — не любишь»!..

— И опять ты дотла проиграешься, Борегар?

— Что ж, коли мне так на роду написано! — махнул тот рукой и потянулся за появившимися на столе запечатанными картами.

А в это же время в прихотливо убранной крестьянской избе, в которой помещался Несвицкий и которую он называл своей штаб-квартирой, шла горячая, полная молодых восторгов беседа между влюбленным хозяином и его красавицей-гостьей. Долгий промежуток времени, протекший между настоящим днем и последним их свиданием, придал их встрече особо горячий, восторженный характер.

Софья Карловна с нежной, покровительственной любовью относилась к исхудавшему и в сущности еще больному жениху, и Несвицкому без труда удалось выпросить у нее прощение за тот невинный обман, которому он был обязан ее дорогим присутствием. Князь Алексей не помнил себя от восторга и был в эту минуту не на шутку влюблен в свою пленительную гостью.

Время пролетело быстро. Сначала было решено, что Софья Карловна выпьет только чашку чая и тотчас же вернется в город, но затем, убаюканная софизмами жениха, уверявшего ее, что она в качестве его невесты имеет полное и всеми признанное право навестить его, больного, и провести с ним несколько часов, молодая девушка просидела в уютном гнездышке до позднего вечера, и, прощаясь с женихом, с горьким рыданием бросилась к нему на шею.

Сбылось пророчество молодого повесы: приехав навестить больного и войдя к нему «сестрой милосердия», Лешерн выходила от него «женой»!

На князя Алексея неприятно подействовали ее горькие слезы.

— О чем?.. И что такое случилось? — как-то нехотя повел он плечами. — Мы повенчаны пред своею совестью, а церковный обряд… ну, на это каждый смотрит по-своему.

— Да… Но свадьбу мы теперь откладывать не будем? — робко, почти умоляющим голосом проговорила Софья Карловна.

— Разумеется, нет! Что за идея! Зачем откладывать? — ответил Несвицкий тем спокойным, «деревянным» голосом, которым он так часто говорил и в котором только горячо привязавшаяся к нему невеста не могла разобрать и услышать холодное равнодушие и глубокий эгоизм.