Филиппа Карр: Сестры-соперницы

Грейс и Мэг пытались бодриться. Феб не могла забыть ферму Лонгриджей, где она была счастлива со своим мужем, и я догадывалась, что она, как впрочем и все мы, ждала, когда же все это кончится. Для меня же самым тяжелым испытанием были наши натянутые отношения с Анжелет. Она не могла простить мне того, что произошло между мною и ее мужем; я тоже не могла себе этого простить. Она с трудом переносила пребывание в одном помещении со мной и, разыскав где-то ключ, стала запираться в своей Синей комнате, что раньше даже невозможно было представить. Я боялась этого: вдруг ей ночью понадобится помощь?

Я понимала, что она относится ко мне с подозрением и убеждена в том, что я хотела ее смерти, чтобы выйти замуж за Ричарда, когда он вернется.

Я уверяла ее в том, что собираюсь в Тристан Прайори, и даже взялась за приготовления к отъезду.

— Война не будет длиться вечно, — говорила я. — Что-нибудь вскоре произойдет.

После этого печального Рождества и последовавшей за ним Двенадцатой ночи, которую мы не отмечали, Анжелет начала уединяться в своей комнате с Грейс.

Я беспокоилась, понимая, что с ней далеко не все в порядке, и боялась, что все случившееся ей повредит. У меня даже мелькала идея пригласить сюда нашу мать, но это, конечно, было невозможно из-за событий, происходящих в стране.

Беда разразилась в январе, за месяц до того, как Анжелет должна была родить. С севера дул холодный ветер, и пруды покрылись коркой льда. В такие дни не хотелось выходить из дому. В теплых комнатах топились камины, но в доме было неуютно. Грейс готовила комнату для роженицы, хотя впереди был еще целый месяц, а миссис Черри, покачивая головой, говорила, что опасается приближения этого дня.

Я не мешала ей высказываться, пусть говорит что угодно, лишь бы этого не слышала Анжелет.

Как-то раз Джессон отправился побродить по окрестностям и вскоре вернулся с новостью, что «круглоголовые» уже где-то поблизости. Они ограбили церковь, расположенную в пяти милях отсюда, изуродовав ее прекрасные орнаментальные украшения и вообще все, что, по их мнению, относилось к папизму.

Я попросила, чтобы никто не говорил об этом моей сестре, они ведь могли и не прийти сюда, а в ее положении не стоило лишний раз волноваться.

Но сама я была настороже, так же, как и Феб. Я велела ей ни на минуту не оставлять детей и быть готовой в любой момент закутать их потеплей и увести.

Затем я спустилась на кухню и позвала туда Джессона и Черри. Я сказала им:

— Возможно, солдаты и не придут сюда, но если это случится, совершенно бесполезно пытаться защищать дом. Мы можем сделать только одно — спрятаться в туннеле. Начинайте запасать там провизию и воду. Мы спрячемся и переждем их нашествие. Нам повезло, что существует такое укрытие.

Мужчины согласились, что это единственный шанс.

— Тогда давайте готовиться, — сказала я.

Уже стемнело, когда мы услышали крики солдат. Момент, которого все так давно боялись, наступил.

Я потихоньку велела Феб сказать детям, что мы будем играть в новую игру, и привести их на кухню. В доме должно быть темно, но мы возьмем с собой запас свечей. В туннель должны уйти все, Затем я пошла к Анжелет и сказала:

— «Круглоголовые» явятся сюда через пять минут. Мы должны спуститься в туннель.

— Ты уже стала в доме хозяйкой, — бросила она.

— Не будь дурой! — закричала я. — Ты немедленно пойдешь со мной.

Я закутала ее в теплую накидку. Мы уже дошли до кухни, когда неподалеку раздались крики.

— Где дети? — с тревогой спросила Анжелет.

— Здесь. Все уже здесь.

И мы вошли в туннель, соединяющий дом с замком.

Мы оставались там всю ночь и весь следующий день. Ночью дети спали, а проснувшись, пришли в восторг от новой игры. Но мы знали, что она скоро надоест им. Когда Лукас расплакался и сказал, что больше не хочет играть в прятки, мне пришлось объяснить ему, что он должен вести себя тихо, потому что это не игра. В нашем доме сейчас солдаты, и мы прячемся от них. Мне удалось его утихомирить, хотя он немного и перепугался. Наша жизнь сейчас полностью зависела от того, сможем ли мы соблюдать тишину.

Арабелла жалась ко мне, но она была более увлечена, чем напугана происходящим; в свете свечи было видно, как горят от возбуждения ее глаза, так похожие на глаза Ричарда.

— Скоро они уедут, — шептала я, — и тогда мы вернемся в дом.

Больше всего меня беспокоила Анжелет. Она все время молчала и обращалась ко мне только по необходимости. Мне было невыносимо тяжело чувствовать, что она подозревает меня в стремлении избавиться от нее и выйти замуж за Ричарда.