Анна-Мария Зелинко - Дезире

Марселина и Мари одновременно вошли в комнату. Я сняла мой пеньюар. Мари уже стояла возле меня с белым платьем в руках. Золотые нити, которыми была заткана материя, уже слегка поблекли от времени. Но когда я надела платье, я удовлетворенно вздохнула. Это было самое прекрасное платье, какое я когда-либо имела.

— Что же будет дальше, Жан-Батист? Кто идет в кортеже после норвежской делегации?

— Два твоих графа с королевскими знаками достоинства на голубых подушках.

— Помнишь ли ты меня, несущей подушку с носовым платком Жозефины к собору Нотр-Дам?

— Знаки королевского достоинства должны нести самые высокопоставленные придворные, самые знаменитые люди королевства, — сказал Жан-Батист. — Но ты можешь сама назначить тех, кто их понесет.

— Я назначаю графов Браге и Розена. Они оба бросили свои имена и свое положение на чашу весов в то время, когда шведы с трудом привыкали к дочери торговца шелком.

— Позади них пойдет дама, которую ты назначила, чтобы нести корону. Корона — на красной подушке.

— Ты можешь быть недоволен моим выбором? Может быть необходимо, чтобы она была целомудренной? По-моему, требовалось лишь, чтобы она была из хорошей аристократической семьи. Поэтому я и предложила поручить это фрейлине Мари Коскюль… — Я подмигнула Жану-Батисту.

— Как признание ее заслуг перед царствовавшим домом Ваза и… Бернадотт…

Жан-Батист внезапно очень заинтересовался камнями моей короны…

Я надела огромные перстни и бриллиантовое колье из очень крупных камней. Оно немного царапалось и было холодным и тяжелым.

— Марселина, можешь сказать в гостиной, что я готова.

Мари хотела накинуть на меня пурпурную мантию, но Жан-Батист взял ее и сам, нежно, очень нежно накинул на мои плечи. Мы остановились, очень тесно прижавшись друг к другу, перед моим большим зеркалом.

— Как в сказке: жил был очень большой король и очень маленькая королева… — прошептала я. Потом я быстро повернулась и подошла к стене, на которой висела моя рамка. — Жан-Батист, мой листок!..

Он спокойно снял рамку и подал мне. Я наклонилась и поцеловала стекло, прикрывавшее пожелтевший листок с Правами человека. Когда я подняла голову, Жан-Батист был бледен от волнения.

Широко распахнулись обе створки двери, ведущей в гостиную. Жозефина подтолкнула вперед детей. Маленький Карл, которому только что исполнилось три года, подошел ко мне и испуганно остановился.

— Это не бабушка, — пробормотал он и потрогал пурпурную мантию.

Жозефина протянула мне крошку Оскара. Я взяла ребенка на руки. «Это только для тебя, только для тебя я сегодня буду короноваться, мой второй Оскар!», — подумала я.

Глухой шум толпы за окнами напомнил мне ночь, когда под моими окнами на улице Анжу также шумела толпа. Жан-Батист спросил:

— Почему не откроют окна? Что там кричат? Что они кричат?

Но я уже знала. Они кричали по-французски. Мои шведы вспомнили то, что когда-то прочли в газетах, они хотели, чтобы я их поняла, они радостно кричали:

— Богоматерь мира! Богоматерь мира!

Я вернула Жозефине ребенка, меня охватила такая дрожь, что я боялась уронить его.

Дальше все было как во сне. Конечно, пажи и герольды уже покинули дворец, за ними следовали члены правительства, потом делегация Норвегии. Когда мы спустились по лестнице, мы увидели графов Браге и Розена со знаками королевского достоинства на голубых подушках. Розен поймал мой взгляд, и я глазами напомнила ему Мальмезон, Париж, Виллата…

Потом оба графа важной поступью пошли вслед за процессией. Потом я увидела Коскюль, в голубом платье, с короной на красной подушке. Коскюль имела очень счастливый вид и была горда, что ее не забыли. Она, наверное, не замечает, что уже отцвела…

Потом показалась открытая коляска с Жозефиной и Оскаром. И, наконец, перед дворцом остановилась наша коляска, коляска Их величеств, королей Швеции…

«Я последней приеду в церковь, как и подобает невесте», — успела подумать я.

С двух сторон кортежа раздались приветственные крики, и все вокруг потонуло в них. Я увидела, что Жан-Батист улыбается и приветственно машет рукой, а я была как парализованная.

Они кричали мне, только мне!.. Они кричали:

— Да здравствует королева! Королева!

Я чувствовала, что сейчас расплачусь, и никак не могла проглотить комок в горле.

Перед порталом собора Жан-Батист расправил складки моей мантии и, подав мне руку, повел в собор. Там меня ожидал епископ со всеми шведскими священниками.