Эльза Вернер - Винета

Старик не мог больше говорить, голос его сорвался, а из глаз полились горькие слезы.

Вольдемар со страхом ждал продолжения.

— Я привез тело, — после паузы сказал старик, — господин ротмистр, бывший вчера в замке, помог мне выручить его. Только я не смел явиться туда. Мы пока положили его там, — и он указал на соседнюю комнату.

Вольдемар подал Павлу и Франку знак не следовать за ним, вошел один в указанное помещение и подошел к телу брата. Прекрасное лицо князя было холодным и неподвижным, на груди виднелось большое кровавое пятно. Любовь, ненависть, ревность, жажда мести, отчаяние по поводу невольно совершенного им поступка — все, что волновало этого пылкого юношу несколько часов тому назад, теперь прошло и было поглощено ледяным покоем смерти. Только одна черта сохранилась на этом бледном лице, та черта болезненной горечи, которая появилась на нем после того, как мать отказала ему в последнем «прости». Это горе Лев Баратовский унес с собой в могилу, и даже покров смерти не мог скрыть его.

Вольдемар вышел из комнаты в таком же мрачном молчаний, как и вошел в нее, но от ожидавших его все же не укрылось, что он сильно любил брата.

— Перенесите покойного в замок! — приказал он, — я пойду вперед к матери.

Наступила весна, вторая после восстания, которое теперь было полностью подавлено. Мартовские дни прошлого года были роковыми не только для обитателей Вилицы, но и для революционного движения, которое с поражением графа Моринского лишилось своих главных сил. Граф защищался с безумной храбростью отчаяния и сделал все возможное, чтобы как можно дороже продать свою свободу и жизнь. Однако это поражение, хотя еще и не решило участи восстания, явилось для него поворотом к худшему; произошло еще несколько отчаянных схваток, но было уже ясно, что дело повстанцев проиграно, и к концу года пламя мятежа, так грозно вспыхнувшее в его начале, было совершенно потушено.

Прошло много времени, пока участь графа была решена. Он пришел в сознание в тюрьме, несколько месяцев находился между жизнью и смертью и первое, что по выздоровлении ждало его как вождя революционного движения, был смертный приговор; однако он не был приведен в исполнение из-за серьезной болезни графа. Когда Моринский поправился, восстание было уже подавлено, и графа помиловали, заменив смертную казнь пожизненной ссылкой.

Моринский не видел своих с того вечера, когда расстался с ними в Вилице; ни его сестре, ни дочери не было разрешено свидания с ним, и в этом отчасти виноваты были они сами. Как только граф поправился, княгиня и Ванда сделали все возможное, чтобы устроить ему побег, но все эти попытки оказались неудачными, а последняя из них даже стоила жизни старому преданному Павлу. Он сам вызвался на это, и ему действительно удалось найти контакты с графом; однако Павла накрыли, и когда он хотел бежать, то был застрелен часовыми. Результатом всех этих попыток явился только усиленный надзор за заключенным, и его близкие, в конце концов, были вынуждены смириться.

Княгиня после смерти младшего сына покинула Вилицу и переселилась в Раковиц. Общество находило вполне естественным, что она не хотела оставить свою осиротевшую племянницу. Вольдемар же хорошо понимал, что именно побудило его мать стремиться прочь из Вилицы, и не сделал ни малейшей попытки удержать ее. Он знал, что она не могла больше ежедневно встречаться с ним, считая его косвенной причиной злополучного поступка Льва, повлекшего за собой разгром его отряда и смерть его самого. Нордек всецело занялся приведением в порядок своих владений, все служащие, не желавшие беспрекословно подчиняться ему, были уволены, а за остальными установлен самый строгий надзор.

Управляющий Франк находился еще в Вилице. По желанию молодого хозяина он отложил свой предполагавшийся уход на год, и только теперь, когда все было в порядке, исполнил свой давнишний план и купил себе имение в совершенно другой, более спокойной местности. Оно должно было перейти к своему новому владельцу только через два месяца, а потому Франк до тех пор занимал свое прежнее место.

Что касается Маргариты, то при ее замужестве отец на деле доказал, что она была его любимицей, так как приданое, которое он дал, превзошло все самые точные расчеты Губерта. Свадьба была отпразднована осенью, и молодые жили в И., где профессор Фабиан занял предложенную ему кафедру и где «мы имеем выдающийся успех», как написала Маргарита отцу. В данное время молодая чета должна была приехать в гости в отцовский дом; ее ожидали на следующей неделе.