Донна Грант: Опасный горец

Деревня клана Макклур была построена невдалеке от старого замка Маклаудов. После резни другие кланы быстренько разделили земли Маклаудов, и Макклуры были одними из первых.

Это была печальная история, и всякий раз, глядя на замок, Кара волей-неволей задавалась вопросом, что же произошло на самом деле. Маклауды были великим кланом, которого боялись и уважали, и вдруг они оказались уничтожены за одну ночь. Однако никто не взял на себя ответственность за это преступление.

Холодок страха пробежал по ней, когда она вспомнила жуткий вой и пронзительные крики, которые порой слышала по ночам. Она говорила детям в монастыре, что это просто ветер гуляет по морю и носится среди руин. Но в глубине души знала правду.

В замке есть что-то живое.

Чем ближе она подходила к старому зданию, тем больше боялась. Она повернулась спиной к развалинам, ругая себя за то, что дала волю своему страху. Опасаться совершенно нечего, ведь сейчас день. А настоящий ужас одолевает ее только во мраке ночи.

Кара на секунду прикрыла глаза и отогнала прочь свой испуг. Возглас удивления сорвался с ее губ, когда ожерелье, которое она всегда прятала под платьем, вдруг стало теплым.

Она вытащила его из-под воротника и воззрилась на крошечный сосуд и серебристый узел, обвязанный вокруг него. Украшение принадлежало ее матери, и это последнее, что та вручила Каре перед своей смертью.

Кара выпустила ожерелье из руки и прерывисто вздохнула. Мама заклинала никогда не расставаться с ним, хранить как зеницу ока. Кара не могла без содрогания думать о той ночи, когда умерли ее родители. Слишком тяжкий груз вины и гнева наваливался на нее при мысли, что люди, которые любили ее всем сердцем, отдали свои жизни, чтобы их дочь могла жить.

Она посмотрела под ноги и увидела грибы, за которыми пришла сюда. Никто не знает, почему они растут только вдоль тропинки к замку, и мало кто осмеливается приходить сюда их собирать. Некоторые утверждали, что грибы эти волшебные, и хотя Кара никогда никому не призналась бы, она тоже была почти уверена в этом. Сегодня она вызвалась пойти за ними, потому что сестре Абигайль необходимо было приготовить снадобье для малышки Мэри.

Кара любила возиться с детьми. Это доставляло ей удовольствие и радость, ибо она знала, что у нее никогда не будет своих малышей. Ее решение стать монашкой было разумным и правильным. И все же порой она чувствовала… неудовлетворенность. Это случалось всегда, когда Кара видела в деревне какую-нибудь семейную пару и гадала, каково это — ощущать прикосновение мужчины; что такое — принести дитя в этот мир и смотреть в любящие глаза супруга.

«Прекрати, Кара».

Да, ей лучше остановиться. Подобные думы лишь приносят грусть о том, чего никогда не может быть, и душевную боль из-за смерти родителей.

Она стала собирать грибы, наслаждаясь одиночеством, каковое ей редко выпадало в монастыре. Мысли ее блуждали, как часто бывало, пока она аккуратно срывала грибы и складывала их в корзину.

И только когда та почти наполнилась, а большая туча закрыла солнце, Кара подняла глаза и с испугом обнаружила, что подошла слишком близко к развалинам — так увлеклась своим занятием и своими грезами, что не обращала внимания, куда идет. И сколько времени уже находится здесь. И теперь, оказавшись у замка, она, заинтригованная, совсем позабыла о надвигающейся грозе.

Даже спустя триста лет камни все еще носили на себе шрамы от сражения и пожара. Сердце Кары болело за всех, кто погиб тогда. Никто таки не узнал, почему клан был уничтожен. Тот, кто напал, не пощадил никого, даже младенца. Весь клан Маклаудов был стерт с лица земли за одну ночь.

Она поежилась, словно могла слышать пронзительные крики сражавшихся людей и гул бушующего вокруг нее пожара. Кара понимала, что все это происходит лишь в ее воображении, но не могла стряхнуть с себя сковавший душу ужас. Кровь заледенела, страх царапал сердце, умоляя бежать.

И все же она не сдвинулась с места.

Кара заморгала и заставила себя оторвать взгляд от замка, чтобы успокоить колотящееся сердце, когда ожерелье снова стало нагреваться. Оно стало таким горячим, что ей пришлось снять его, держа за кожаный шнурок двумя пальцами. Никогда раньше она не боялась этого украшения и редко снимала его с тех самых пор, как мама повесила его ей на шею. Однако после дня весеннего равноденствия с ожерельем стало происходить что-то странное. Выглядело оно вроде бы как и прежде, но что-то явно изменилось.