Мэри Уайн: Похищение невесты

Синклер направился к ней, забыв о своих возражениях, влекомый светом глаз дамы своего сердца. Джемма невольно ощутила легкую зависть.

Ни один мужчина никогда не смотрел на нее таким взглядом, хотя, по правде говоря, отчасти она сама была в этом виновата. Она проводила взглядом рыцаря, который уже начал подниматься по лестнице, ведущей на ту стену, куда вышла леди Джастина. Исполненный молчаливой решимости, он устремился наверх.

Джемма села в седло, пользуясь возможностью покинуть замок прежде, чем кто-то еще из рыцарей соберется с духом, чтобы ей помешать. Сегодня она сделала все, что ей следовало, вела себя так, чтобы заслужить всеобщее одобрение, однако душа ее не перестала скорбеть об отце. Ей необходима прогулка — пусть даже короткая. Ведь теперь она понимает, что использовала поездки верхом только для того, чтобы хоть на время отвлечься от суровой действительности. Сегодня эта прогулка нужна ей для того, чтобы впитать в себя целительные силы природы.

Нет, она не пытается убежать от самой себя, а просто хочет умерить чувство потери, которое продолжает жить у нее в сердце. Кобыла Гроза быстро вынесла ее на открытое пространство, наслаждаясь возможностью двигаться после непривычного дня в конюшне. Над головой у Джеммы небо полыхало золотом и багрянцем, вечерний ветер становился сильнее. У нее начали холодеть щеки, но она только рассмеялась от удовольствия. Платье на ней было сшито из добротной английской шерсти, прочные башмаки не давали щиколоткам замерзнуть, даже когда ветер и быстрый бег коня заставили ее подол развеваться.

Она взлетела на вершину холма и потрясенно ахнула, обнаружив, что скачет навстречу отряду мужчин, облаченных в доспехи. Кобыла испуганно заржала и шарахнулась от испугавшего ее отряда, а потом взвилась на дыбы, перебирая передними копытами. Джемма попыталась удержаться в седле, однако резкое движение лошади не позволило ей этого сделать. Потеряв опору, она упала на землю, а кобыла, опустившись на все четыре ноги, стремительно понеслась прочь от испугавших ее людей.

От удара о землю Джемма на какое-то время потеряла способность дышать. Острая боль в бедре, на которое она так неудачно приземлилась, стремительно охватила все ее тело вплоть до головы. Резко сжавшиеся челюсти заставили заныть каждый зуб. Боль заполнила ее целиком, нарастая и обжигая, мешая выровнять дыхание. Она не могла ничего сделать — только лежать неподвижно и терпеть. Сердце у нее готово было разорваться, легкие горели от нехватки воздуха. Темные пятна уже плясали у нее перед глазами, когда ей, наконец, удалось разжать зубы и втянуть в себя глоток воздуха. Вдох оказался недостаточно глубоким, но хотя бы помог ей не потерять сознание. Выдохнув, она поспешно вдохнула еще раз — и на этот раз ей удалось наполнить легкие до конца.

— Ну-ну, и что тут у нас? Отчаянная шотландская девчонка едет к своему возлюбленному?

Вокруг нее загоготали мужчины, и этот звук оказался невероятно пугающим.

Джемма сделала еще один вдох и, сузив глаза, посмотрела на того, кто произнес эти слова. Пусть их хохот пугает тех, кто легко поддается страху. Она к числу таких девиц не принадлежит.

«Мне нельзя поддаваться панике».

Мужчины остановили коней и окружили ее, глядя на нее из-под поднятых забрал шлемов. Их было не меньше тридцати, и ни один не протянул руки, чтобы помочь ей подняться с земли. Боль все еще не отпустила ее, только бедро онемело. Или, может быть, боль стала настолько сильной, что ее разум отказывался воспринимать это ощущение. Еще несколько глубоких вдохов помогли ей восстановить нормальное зрение, однако увиденная ею картина не радовала. На лицах наблюдавших за нею мужчин были только ухмылки. Все мужчины выглядели неопрятно, на лицах была многодневная щетина. Их доспехи потемнели из-за отсутствия должного ухода, да и поведение их говорило о том, что они не в ладах с законом.

— Кажется, удача повернулась к нам лицом! Нам предстоит приятное угощение. Я слышал, что шотландские сучки любят грубых и горячих мужчин.

— Вы не имеете права носить рыцарский шлем, раз говорите такие непристойности!

Джемма с трудом поднялась на ноги, содрогнувшись от нового приступа боли. Благословенное онемение прошло. Когда она заставила себя встать, ее ноги пронзила обжигающая боль.

— Не распускай язык, деваха, или я его тебе вырву!

Он даже вытащил из-за голенища небольшой кинжал, чтобы его угроза сильнее ее впечатлила. Лезвие было темным, и по ее спине пробежал леденящий холод, она поняла, что таким его сделала засохшая кровь.