Кейси Майклз - Маскарад в лунном свете

— Предложил, мой ангел.

— Пожалуйста, сэр, не нужно портить ваше великодушное предложение, становясь наглым. Когда-то у меня была няня-ирландка, и я знаю, что вы не должны обращаться ко мне так фамильярно, даже говоря с ирландским акцентом. Ангел, в самом деле! Сегодня я уже дала отпор одному назойливому кавалеру, и если это придется повторить, я останусь совсем без сил. Нет, сэр, мне нужна от вас помощь джентльмена. Смею вас заверить, ваша репутация только выиграет от того, что вас увидят в моем обществе, потому что я пользуюсь известностью, хотя и несколько сомнительного свойства. И я бы предложила вам перестать ухмыляться, как медведь при виде меда, из-под этой вашей возмутительной растительности под носом и продемонстрировать более цивилизованное поведение. Улыбки, сэр, не в почете в нашем обществе, которое больше ценит пустые скучающие взгляды. А теперь, мистер Донован, пожалуйста, вашу руку.

Девица с огоньком. И меня увлекает в пламя. Она протянула руку в перчатке, и Томас, не колеблясь и не думая о последствиях, принял вызов. В красивых хрупких пальцах, покоящихся в его ладони, он почувствовал силу. Что за интригующее колдовское создание, полное противоречий — необыкновенная красота, живой ум и острый, беспощадный, разящий как кинжал язык, который, если он не будет осторожен, способен нанести ему смертельную рану.

Ах, подумал он, легонько пожимая тонкие пальцы, но какая это была бы славная смерть.

— Кстати, мистер Донован, — сказала девушка, когда они присоединились к танцующим, — мой сбежавший кавалер, не столь уж достопочтенный Джулиан Квист, является вашим близким другом. Почувствовав внезапно недомогание, он, бедняга, любезно познакомил нас, не желая, чтобы я осталась одна на площадке для танцев. Вы, конечно, понимаете, что когда вы благополучно вернете меня под опеку моей компаньонки, миссис Биллингз, необходимо будет сразу же поставить ее об этом в известность.

Томас осознал, что его все больше завораживают эти колдовские зеленые, как трилистник, глаза. Он без колебаний выкинул из головы мысли о деле, ради которого пришел сюда сегодня, отмахнулся от внутреннего голоса, шептавшего, что в комнате для игр его, возможно, ожидает небольшое состояние, а за застекленными дверями — густой кустарник и мисс Араминта Фробишер, и даже забыл на время о том, что ему вроде бы полагается презирать англичан и скучать в обществе англичанок.

— А, милейший Джулиан, — протянул он, делая плавный переход к очередной фигуре танца. — Остается только надеяться, что он скоро оправится и тогда завершит церемонию нашего представления друг Другу.

Девушка подняла руку ко рту, сдерживая неожиданно вырвавшийся у нее смешок, мгновенно пробивший тонкую скорлупу светской искушенности, обнаружив под ней очаровательного милого ребенка.

— Боже, какая я невнимательная. Но мне, знаете ли, никогда и никому не приходилось представляться самой. Эту обязанность обычно выполняли другие. Должна признать, что правила хорошего тона несколько ограничивают возможности для знакомства, вы не находите? Ну что ж, сэр, меня зовут Маргарита Бальфур. Как и у вас, у меня есть второе имя, но я еще в пятилетнем возрасте решила, что ненавижу его, и запретила всем употреблять его в моем присутствии, а потом и вовсе от него отказалась. Вы не возражаете?

Не возражал ли он? Да Томас не возражал бы, если бы солнце вдруг погасло, как свеча, а все звезды попадали в океан, лишь бы иметь возможность держать руку прекрасной пылкой Маргариты Бальфур в своей до тех пор, пока не наступит конец света. Или, по крайней мере, до тех пор, пока она не закричит в экстазе, когда он будет приобщать ее к одному из величайших наслаждений в жизни человека.

А потому, не видя причин откладывать начало быстрого и бурного любовного натиска, который, как он надеялся, в самом недалеком будущем закончится восхитительной благостной капитуляцией его противницы в каком-нибудь уединенном темном садике, Томас тихо сказал, прежде чем следующая фигура танца разъединила их:

— Я сочту за честь быть вашим кавалером на сегодняшний вечер, мисс Бальфур, и вашим покорным рабом навсегда. Вы знаете, дорогая моя, что вы очень красивы?

— Да, мистер Донован, знаю, — ответила она небрежно минуту спустя, когда они снова оказались рядом. Он заметил, что ямочка опять появилась, и испытал желание прикоснуться к ней кончиком пальца, губами, языком. — Мне говорят о моей красоте чуть ли не беспрестанно с утра до вечера, и я, к стыду своему, вынуждена признаться, что эта банальная лесть больше не может заставить мое глупое девичье сердце биться быстрее. А теперь, сэр, ответьте честно: способны ли вы сказать что-то оригинальное? Если нет, то я предлагаю предаться умиротворяющему молчанию, не нарушаемому ничем, не считая, конечно, этой ужасной музыки, под которую мы вынуждены изображать из себя возбужденных лягушек, прыгающих с одного листка кувшинки на другой.