Мейр Ансворт: Вихрь любви

На кухне жилого дома на ферме стояла Нона Талларн и смотрела в окно. Нетерпеливо притопывая, она то и дело посматривала на золотистый циферблат напольных часов. Последний раз на них уже было чуть больше десяти минут седьмого. Неужели время тянется так долго?

— Ханна! — крикнула она, стараясь придать голосу как можно больше властности. — Часы стоят, что ли?

Вытирая руки клетчатым фартуком, на зов из кухонной кладовки прибежала Ханна.

— Стоят, что ли… Да они ходят с вашего рождения, то есть целых семнадцать лет, да и задолго до этого! Что за вздор вы несете! Если нечем заняться, подрезали бы фитиль у масляной лампы! Прошлым вечером она нещадно коптила. Да и подсвечники не мешает почистить! Они на полке рядом с маслобойкой. Да не забудьте положить на стол газету, не то запачкаете его салом. А я пока помою бидоны из-под молока и стану накрывать на стол. Сегодня нас только двое. Ваш отец с Гвионом ушли в горы, а когда вернутся, не знаю. Велела этому лентяю Гвиону до их ухода пригнать коров с поля.

— Он все равно лучше, чем прежний помощник! — заметила Нона.

Ханна пренебрежительно фыркнула.

По пути к кухонной полке Нона взглянула на свое отражение в старинном зеркале, вставленном в фисгармонию, и поправила черные как смоль волосы. Сама себе она не понравилась, и, надув губы, Нона занялась чисткой подсвечников.

— Ханна! Отец что, проведет в горах весь вечер? — спросила она.

— Он мне так сказал. А вы что, надумали улизнуть? Вот будет дело, если он вернется и не застанет вас дома! Что я ему скажу?

Нона пожала плечами:

— Ну, да все, что угодно! Скажи, например, что я пошла пройтись!

— Вам легко говорить! Вы же знаете характер вашего батюшки. Он вас огреет кнутом, ей-богу!

— Не посмеет!

В голосе Ноны прозвучало пренебрежение, однако взгляд выдавал смущение. Мгновение спустя она выбежала во двор и взглянула на крутую скалу, возвышающуюся над: фермой. Фермерский дом усадьбы Пенгорран был длинным, низким, побеленным строением. Купив его одиннадцать лет назад, Гриффит Талларн пристроил к нему еще одно помещение, где разместил мебель, доставшуюся в наследство после смерти матери. Как ни странно, но эта пристройка облагородила вид дома и отличала от небольших фермерских домов, разбросанных по окрестным холмам. Дом был построен на выступе скалы, а гора за ним поднималась так круто, что окна спальни в задней части дома почти упирались в камень. Дом окружали огромные ели, в ветвях которых всегда шумел ветер, а речка под горой добавляла к этому шуму плеск воды.

Над всем этим ландшафтом возвышался подковообразный утес Крейглас. Его вид менялся с каждым часом. Сейчас, в отблесках заходящего солнца, окрасившего небо мерцающим кремово-золотистым цветом, его нижние склоны приобрели красновато-коричневый оттенок. Там же, где папоротник уступал место щебню, утес стал серым. Нона внимательно осматривала овечьи тропы и дорогу, исчезавшую за уступом утеса. Всюду жизнь, но сейчас ни малейших ее признаков. Только где-то неподалеку слышался собачий лай. Подняв юбки, Нона вернулась в дом.

Ханна уже покрыла клетчатой камчатной скатертью конец длинного кухонного стола. Еще раз нетерпеливо взглянув на часы, Нона продолжила скрести подсвечник, заодно проглядывая постеленную на стол газету.

— Газета-то месячной давности! За май… Пишут об окончании Бурской войны!

— Возможно, ваш отец хотел сохранить ее.

Ханна положила набок кусок копченой грудинки и принялась отрезать длинным острым ножом тонкие ломтики.

— Что ж, уже поздно, — сказала Нона. — А я испачкала газету салом. Ханна, почему отец так ненавидит Мэттью? Наверное, всего лишь потому, что его коровы, отбиваясь от стада, заходят на нашу землю?

Этот вопрос она задавала уже не раз, всегда надеясь на более вразумительный ответ.

— Зависть и ненависть среди фермеров не редкость. Помогите-ка мне повесить грудинку на крюк.

Ханна обернула грудинку лоскутом промасленного — миткаля, и они вместе подцепили копченое мясо за крюк на темной дубовой балке. Затем Ханна положила ломтики бекона на большую сковородку, поставила ее на огонь и стала следить, чтобы они не подгорели.

— Не думаю, что Мэттью виноват, если одна или две коровы проберутся к нам через изгородь, — сказала Нона.

— Как дочери фермера, вам ли этого не знать! Мэттью Рис должен получше следить за своими изгородями.

— И вообще, Ханна, при чем тут Рисы? — взбивая подушку сиденья, с досадой спросила Нона. — А Мэттью не совершил ничего дурного. Он говорит, что не может понять причин неприязни к нему.