— Ты снова собираешься к своему эмигранту? — спросила однажды его тетя, и в голосе ее послышалось пренебрежение. — Я думала, что вы уже достаточно пообщались!
— Он по-доброму отнесся ко мне в Англии, — заметил Филипп. — И я выражаю ему признательность за то, что он сделал для меня.
Тетя вскинула голову, уловив в его словах упрек.
— Ты сопровождал его из Англии в Париж, нашел ему жилье и значительно облегчил переезд ему и его старой служанке. — Ее голос стал визгливым. — Этого достаточно, чтобы отплатить ему за добро, которое он сделал для тебя. Больше ничего не требуется!
— Твоя тетя права, Филипп, — мрачно поддакнул нотариус. — Эти роялисты, вернувшиеся домой, не хотят иметь с нами никаких дел. В городе говорят, что они ничему не научились и ничего не забыли за годы изгнания, и я считаю, что так оно и есть. Когда ты увидишь завтра монсеньора Эстобана, можешь напомнить ему о том, что, лишь толпящиеся возле трона короля делают его популярным в глазах народа, а эмигранты, подобные ему, считаются неизбежным злом, потому что повсюду следуют за королем и он не может от них отделаться. Но парижане полагают, что эти старые роялисты не заслуживают ни любви, ни жалости.
— Монсеньор граф не просит ни о любви, ни о жалости, — возразил Филипп. — И я не увижу его завтра, потому что он поедет в деревню, чтобы посетить поместье Эстобан.
Его дядя изменился в лице.
— Но от него ничего не осталось! — вскричал он. — Им завладели другие люди много лет назад!
Филипп внимательно посмотрел на дядю, удивляясь, почему он настолько вышел из себя.
— Вы что-то знаете об этом? — спросил он.
— Нет… конечно нет. Но это обычное дело. — И месье Кадо стал говорить о других вещах.
Отправляясь в поездку, граф, как и месье Кадо, прекрасно знал, что поместье Эстобан после революции было национализировано, но целью его путешествия были поиски внука, которые он уже считал безнадежными, однако чувствовал, что все же должен, пересилив себя, последний раз вернуться в прошлое, чтобы после этого расстаться с ним навсегда.
Граф увидел, что деревня, расположенная перед замком, поразительно изменилась. Дома с глухими стенами исчезли, а вместо них появились новые, освещаемые светом через многочисленные окна, а не открытые двери. Дома были построены из кирпича, хотя местами в них виднелись каменные плиты, оставшиеся от старого замка, соломенные крыши выглядели крепкими, а маленькие участки земли, окружавшие новые постройки, — тщательно ухоженными.
Монсеньор Эстобан вглядывался в людей, пытаясь найти знакомое лицо, но безуспешно. Лохмотьев и босых ног, как в прошлом, он также не увидел: деревенские жители были хорошо одеты, имели сытый вид, и никто из них не ходил босиком.
Граф остановился на постоялом дворе — в маленьком чистом доме, с чистой постелью и хорошей едой, и никто в нем не знал о семье Эстобан и не проявлял к ней никакого интереса. Старый аристократ назвался месье Бриссоном, сказал, что путешествует по Франции, а на второй день своего пребывания в деревне отправился в замок.
Дорога, ведущая из деревни к старому замку, заросла травой, а липы, некогда укрывавшие ее душистыми ветвями в солнечный день, были срублены под корень. От замка остались лишь ворота и старинная средневековая часовня.
Было очень трудно воскресить моменты прошлого в таком одичавшем месте, и он, опечаленный, вернулся в деревню. Подойдя к дому, увидел, что хозяйка постоялого двора развешивает сушиться простыни превосходного качества. Улыбнувшись, она рассказала ему, что это простыни ее дочери, которая вышла замуж за фермера всего лишь, несколько недель назад.
— У нее теперь более пятидесяти штук простыней, — горделиво сообщила женщина. — И все-таки их недостаточно для того, чтобы уложить спать всех работников во время сбора урожая.
Монсеньор Эстобан слушал ее с удивлением. По его представлению, фермеры — так же как и их работники — должны были спать на соломе.
Хозяйка внимательно посмотрела на него поверх простыней. Судя по напудренным волосам и старинной одежде постояльца, он явно был из «бывших», но печаль на его лице тронула ее.
— Вы, по-видимому, ходили в старый замок, месье? — спросила она.
— Да. — И он поинтересовался, не известно ли ей что-нибудь о семье, которая там жила.
— Я ничего не знаю. — Хозяйка решительно покачала головой. — Видите ли, месье, когда замок был разрушен, деревня тоже сгорела, и те, кто не спасся бегством, были убиты. Поэтому здесь не осталось никого, кто бы помнил семью Эстобан.
Читать дальше