Патриция Райс - Дьявольски красив

— Ты это серьезно? Если я утащу тебя в город и оторву от твоих питомцев и семьи, ты будешь там счастлива?

Блейк любил свою жену, но это не значило, что он до конца ее понимал. Он затаил дыхание в ожидании ее ответа.

Джослин засмеялась от радости, и Блейк облегченно выдохнул. И потерся о нее, дабы хоть так утолить свое растущее желание. С уверенностью, что эта ночь закончится, наконец, так, как он хочет, можно и потерпеть.

— Ты исполняешь мою мечту, — сказала она. — Я обожаю город, вечера и театр. Чего я хочу больше всего, так это дом, которого не лишусь, где я могу быть собой. А он может быть где угодно. — Она провела ладонями по его бокам. — Во всяком случае, там, где ты, — пробормотала она смущенно.

Успокоенный, Блейк повернулся на бок и начал расстегивать свои проклятые тесные брюки.

— Тогда завтра мы спросим у Фица, можно ли арендовать его городской дом. Он почти готов к тому, чтобы в нем жить.

— Мы можем позволить себе целый дом? — спросила она с легким придыханием, когда он стащил с себя рубашку через голову.

Ему нравилось думать, что она взволнована не только из-за дома, но и из-за него, но особо на это не рассчитывал.

— Полагаю, мой доход будет больше твоего. Думаю, мы даже сможем купить несколько новых лент тебе в волосы.

— И новые носовые платки для тебя, — поддразнила она. — Не могу же я позволить моему мужу ходить в обносках, если сама буду щеголять с новыми лентами.

Блейк снял брюки, оставив свечу гореть, и снова повернулся, чтобы стащить платье с плеч жены и полюбоваться ее красотой. Он целовал ее грудь до тех пор, пока не услышал восхитительный звук ее сбившегося дыхания, который, как он уже знал, был признаком ее возбуждения.

— Ты меня уже изменила, — пробормотал он, прокладывая дорожку поцелуев ниже.

— Сменить твои носовые платки не значит изменить тебя. Я люблю тебя таким, какой ты есть.

Она высвободила руки из платья, обняла его за шею и притянула его голову к себе.

Джослин восхищалась длинным твердым мужским телом, вдавливающим ее в матрас. Ее муж — большой мужчина с весьма решительными желаниями. Нагой, он демонстрировал величину этих желаний. Ее больше не пугал его размер, но она прикусила губу, чтобы не вскрикнуть, когда Блейк взял сосок в рот и стал посасывать. Собственное желание пугало ее больше, чем его.

Всю последнюю неделю она постигала тайны его мужественности, но была еще одна тайна, которую предстояло постичь. Между ног у нее сделалось горячо и влажно. Готова ли она к детям, которых удовлетворение этого желания неизбежно принесет?

Будет ли Блейк рядом, чтобы разделить эту нелегкую ответственность?

— Я люблю тебя, — сказал он, приподнимаясь на своих мускулистых руках, чтобы полюбоваться ею, как будто знал, что ее тревожит. — Я бы хотел укрыть и защитить, тебя от всех бед. Знаю, что это невозможно, но ты должна научиться быть открытой и говорить мне, чего хочешь, так же как я должен научиться слушать.

Его бедра задвигались, и твердый жар мужского естества скользнул ей между ног и приостановился у входа.

«Я люблю тебя». Ей никогда не надоест слушать такие восхитительные, такие необыкновенные слова. Он лишает ее дыхания и ей не хочется ничего иного, только уступить его настойчивым просьбам. Но он прав. Блейк предложил ей сказать, чего она хочет, и нельзя отказаться от такой возможности.

— Я люблю тебя. Я хочу тебя. Хочу твоей любви. И в будущем хочу детей. Но мне нужно время, — честно призналась она.

— И у тебя будет время.

К ее удивлению и огорчению, он отпустил ее и стал что-то нашаривать в деревянной шкатулке, которую держал возле кровати.

Джослин хотелось притянуть его назад, попросить продолжать делать то, что делал, что она сказала это не всерьез. Что он отчаянно нужен ей прямо сейчас. Но он вытащил какой-то странный пакетик с ленточкой-завязкой, и она с изумлением воззрилась на него.

Еще больше она изумилась, когда увидела, куда он его надел. Глаза ее расширились, и возбуждение запульсировало внизу живота. Неужели она может заниматься любовью с Блейком, не боясь забеременеть?

— Ты просто гений, — с благоговением пробормотала она, когда он вернулся в ее объятия и начал ласкать груди, снова превращая соски в твердые торчащие вершинки.

— Я рад, что ты так думаешь, — самодовольно отозвался он, коленом раздвигая ей ноги.

Она смеялась и целовала его везде, куда могла дотянуться, и таяла под его большими ладонями, гладящими, ласкающими и увлекающими ее в те немыслимые высоты, которые она уже познала в его объятиях.