Ольга Свириденкова - Невский романс

В этот знаменательный день Полина встала позже обычного, и все равно время тянулось бесконечно. Наконец часы пробили семь и начались сборы. В бело-розовом будуаре Полины стояла тишина. Горничные переговаривались приглушенными голосами, их движения были необычайно осторожны, словно они боялись нарушить важность происходящего.

Сидя перед высоким трюмо в ажурной серебряной Раме, Полина старалась не смотреть в зеркало, пока ее сложная прическа не будет окончена. И только поминутно, с замирающим сердцем спрашивала, обращалась к своей любимой горничной:

— Ну что, Верочка? Как? Получается?

— Не тревожьтесь, барышня, вы будете краше всех, — приговаривала Вера.

К девяти часам все было закончено. Страшно волнуясь, Полина спустилась в парадную гостиную, где уже дожидались родители.

— Мое дорогое дитя! — воскликнул Юрий Петрович Вельский, вскакивая с кресла и устремляясь навстречу дочери. (Обычно он произносил эту фразу по-французски, но сейчас от волнения перешел на родной язык.) — Ты так прекрасна, что я не верю своим стариковским глазам. Да это вовсе и не наша малышка Полина, а какая-то незнакомая красавица, принцесса!

— Жорж, Жорж, осторожнее! — испуганно заверещала княгиня Дарья Степановна. — Зачем ты ее обнимаешь? Ты изомнешь платье! Повремени со своей нежностью, дай-ка я сперва на нее хорошенько посмотрю…

Велев мужу отойти от дочери, Дарья Степановна осмотрела ее с головы до ног зорким, придирчивым взглядом. Потом обошла вокруг, снова посмотрела спереди, еще раз обошла кругом.

— Ну, слава Богу, — с глубоким облегчением выдохнула она. — Кажется, мы все предусмотрели. Поленька выглядит отлично.

Лишь теперь Полина, наконец, отважилась на себя взглянуть. И зарделась от счастья. Платье из дорогого молочно-белого шелка подчеркивало все достоинства ее фигуры: осиную талию, в меру узкие плечи, небольшую, но соблазнительно налитую грудь. Пошито оно было по самому последнему писку моды. Талия не завышенная, как было модно еще недавно, а на своем естественном месте, плечи почти полностью открыты, на груди — нежные горизонтальные складочки, и с левой стороны, возле короткого пышного рукава — букетик ромашек и незабудок. На неширокой юбке колоколом — две пышных оборки с волнистым краем. Все такое милое, нежное, кукольно-воздушное.

Замысловатая модная прическа — тугие локоны на висках и высокий волосяной бант на макушке — тоже оказалась Полине к лицу. И украшавший прическу букетик, как на платье, тоже смотрелся чудесно. И пересекавшая лоб тонкая цепочка-фероньерка с каплевидной жемчужиной, и висячие сережки, и небольшое жемчужное ожерелье, и аккуратные голубые туфельки с ремешками — все, все, все!

— Венера, Диана, Флора, итальянская мадонна, — восхищенно приговаривал Юрий Петрович. — Ну, моя дорогая, ты сегодня превзошла саму себя. Я не сомневаюсь, что успех тебе обеспечен.

— Ах, Жорж, молчи ради Бога! Не то еще сглазишь, — сердито перебила княгиня. И, подойдя к дочери, заботливо расправила нежно-голубой атласный поясок ее платья. — Да, все хорошо, дорогая. Но все-таки, мне кажется, розы в прическе смотрелись бы лучше, — с легким сомнением заметила она.

— Нет-нет, маменька, — поспешно возразила Полина. — Не нужно роз, пусть остается так. Модистка советовала именно эти цветы, ей виднее.

— Ну, стало быть, все готово, и можно ехать. — Дарья Степановна посмотрела на часы. — Половина десятого. Не рано ли?

— Нет, ma chere, — возразил князь. — Как раз к десяти доедем.

— Лучше все же приехать попозже, когда соберется больше кавалеров…

— Маменька! — умоляюще воскликнула Полина. — Прошу вас, не надо об этом!

— Хорошо, хорошо, не буду, — с улыбкой промолвила княгиня. — И все же тебе не стоит бояться. У Жана много друзей, и все они охотно станут твоими кавалерами.

Перекрестившись на дорогу, Дарья Степановна велела служанкам нести бальные плащи, и двадцать минут спустя роскошная парадная карета князей Вельских неспешно двинулась со двора.

К восьми часам Владимир Нелидов был полностью одет, причесан и надушен — не приторным французским одеколоном, а благородно-сдержанным английским. Сегодня он в последний раз надел свою парадно-выходную офицерскую форму: белые панталоны и красный мундир с темно-синей отделкой и золотым шитьем. Грустно ему было смотреть на себя в зеркало. Но с каждым днем, по мере приближения отставки, в душе его словно ослабевала натянутая пружина.

Нелегкий выбор был сделан, путь назад отрезан, долг выполнен. И время, лучший лекарь, делало свое дело: тревожное, раздраженное состояние Владимира постепенно уходило. Он уже снова мог шутить и насмешничать. Он уже строил с Зоричем планы о поездке во Францию зимой, а затем в Англию, Шотландию… да куда угодно, лишь бы подальше от России. Разумеется, Владимир прекрасно понимал, что это будет бегство. Но… что он мог сделать? Его убеждения равно не позволяли ему поднять оружие и на царствующую фамилию, и на других.