Андрей Шляхов: Петр Чайковский. Бумажная любовь

Субботний день хорош тем, что его можно почти целиком посвятить любимому занятию. Не дождавшись распоряжения насчет обеда, Алексей по собственному почину послал дворникова сына Митьку за ужином и в положенное время просунул в дверь голову, чтобы тихо сказать:

— Изволите отужинать, Петр Ильич?

— Как? — удивился хозяин, просидевший, по обыкновению, с задернутыми портьерами и совершенно утративший чувство времени. — Разве ужинать пора? Ты не спутал, Алеша?

Посмотрел на циферблат напольных часов, сверился с хронометром, вытащенным за цепочку из кармана халата, и разрешил:

— Накрывай.

Карлуша по молодости простить себе не мог, что пренебрег военной карьерой, поступив в Петербургский институт путей сообщения. Все ему казалось, что здесь он прозябает, а там бы непременно преуспел. Карлуша вообще был мечтателен, честолюбив, капельку завистлив и при этом удивительно мягок. Словно глина — бери и лепи что хочешь… Хочешь — неудачника, хочешь — миллионщика.

Надежда выбрала второе. Она спокойно командовала мужем, несмотря на десятилетнюю разницу в возрасте. Подумаешь, важность — десять лет! Сам папенька, Филарет Алексеевич, остерегался спорить с не по годам рассудительной дочерью. Да не то чтобы спорить — порой откровенно совета спрашивал. Заявится поутру, еще до завтрака, в комнату дочери, осведомится о том, как изволила почивать (папенька всегда был избыточно церемонен), и, теребя пояс домашнего халата, скажет:

— Тут Меркулов предлагает у него землицы прикупить, что ты посоветуешь, Наденька?

Деловитая Наденька тут же засыпала отца вопросами:

— Какую землю сосед продает?

— Сколько десятин?

— Что хочет?

— Деньги сразу платить или в рассрочку?

Получив сведения, думала недолго, умилительно морща лоб, и выносила вердикт:

— Не надо нам такой покупки. Невыгодно. Меркулов и сам это превосходно знает. Погодите, папенька, вот увидите — он на четверть цену скинет!

И как по писаному читала — получив отказ, плут Меркулов молчал два дня, после чего снижал цену на треть! Папенька радовался выгоде, рассыпался в похвалах и из ближайшей же поездки в Смоленск непременно привозил любимой дочери что-нибудь из драгоценностей. Баловал. Надежда благодарила и убирала очередную побрякушку в шкатулку — к драгоценностям она всегда была равнодушна.

Однажды так и сказала отцу:

— Продали бы вы, папенька, мои драгоценности и вложили бы вырученную сумму в какое-нибудь выгодное дело.

Сказала и сразу же прикусила язычок — испугалась, что с папенькой апоплексический удар случится. Он вдруг побагровел, задышал тяжело и руками замахал:

— Ты что, Наденька, с ума сошла? Драгоценности — это капитал, приданое твое, а выгодные дела — бесовский соблазн! Сегодня выгода, а завтра — пшик!

Маменька, Анастасия Дмитриевна, присутствовавшая при этом, выразилась прямо:

— Чудит Надежда — явно замуж ей пора!

Вскоре после этого Карлуша предложение сделал…

А каких сил стоило Карлушу на путь истинный наставить да в люди вывести. Это умер он одним из богатейших людей в Российской империи, а поначалу ведь приходилось каждую копейку считать.

Начальство Карлушу не любило. Можно сказать — даже пренебрегало им, потому что все знали — Карл Федорович мзды не берет. Ну а раз ничего не берет, значит, и начальство уважить ему нечем. Какой смысл такого человека по служебной лестнице продвигать? Никакого!

Карлуша же все вздыхал по несостоявшейся военной карьере и продолжал исправно ходить на службу — семья прирастала ежегодно. Надежда несколько раз намекала супругу на то, что неплохо было бы уйти на вольные хлеба, а однажды, убедившись в бесполезности намеков, вызвала его после ужина на откровенный разговор.

— Карл, не пора ли тебе заняться настоящим делом? — спросила она, глядя в глаза мужу.

— Разве я не делом занят? — удивился тот. — Я…

— Да я не о том! — сердито перебила она. — Твою службу нельзя считать «настоящим делом»!

— Но почему? — удивился Карлуша и даже попробовал возмутиться. — Служба — это, знаешь ли, это… это…

Надежда подождала немного и продолжила:

— Это невыносимо! Твоя служба заставляет тебя забыть, что у тебя есть разум, воля, человеческое достоинство! Ты стал куклой в руках бездарных кукловодов, которые руководят тобой!

— Но, позволь…

— Не позволю! — она встала, подошла к продолжавшему сидеть за столом мужу, обняла его и прошептала на ухо: — Теперь — или никогда!