Кейт Мур: Полюбить дьявола

— У вас есть пони? — тонким голосом спросила та.

— Елена, познакомьтесь с Аргусом, собакой местного слепца.

— Собакой?

— Это мастифф. Дайте ему обнюхать себя. Когда вы в следующий раз придете ко мне, он вас узнает.

Уилл отпер потайную дверь и провел Елену наверх, в самую дальнюю комнату его соединенных друг с другом апартаментов. Он усадил ее на старинное, обитое гобеленом кресло у огня и снял с глаз повязку.

Комната была совершенно в таком же состоянии, в каком он ее оставил. Уилл пошевелил угли, чтобы разгорелся огонь, на углях стояли кувшины с водой. Рядом со скамьей, на которой были стопкой сложены надушенные полотенца, стояла большая медная ванна. Он зажег свечи в ветвистом подсвечнике, стоявшем на столике у кровати.

— Мы по-прежнему в Лондоне? — спросила она, глядя на кровать.

— В самых его недрах. В данный момент вы здесь в безопасности. — Он повесил котелок на крючок, чтобы заварить чай. Девушку нужно согреть и как-то ослабить действие наркотика. Уилл взялся за подлокотники кресла и наклонился над ней. — Что вы пили в борделе?

— Шоколад.

— Дыхните на меня.

— Что?

− Дайте мне ощутить, чем от вас пахнет.

Она вжалась в спинку кресла.

− Вы шутите.

— Вовсе нет. Я смогу определить, чем вас опоили.

— А-а. — Она больше не старалась отодвинуться от него. Мгновение спустя она открыла рот и выдохнула воздух.

Он чуть не застонал, ощутив ее теплое сладкое дыхание.

— Опиум и satirio.

— Что это такое?

— Дикая орхидея, чтобы сделать вас в высшей степени восприимчивой к вниманию мужчин. Выпейте чаю, сколько сможете. И поешьте. У кровати вы найдете сыр и хлеб.

Она снова бросила взгляд на кровать.

— Вы что же, султан?

Он рассмеялся, положив заварку в чайник.

— Никакой я не султан. — Потом встал на колени и, взяв ее руки в свои, слегка потер их. — Насколько я понимаю, в ваши планы не входило становиться призом на аукционе.

— Конечно, нет.

Он рассмеялся, заметив по ее карим глазам, что она все поняла и оскорблена.

— Что же пошло не так?

— Гай Лири. Он не был… Я не думала, что придется иметь дело с ним.

— Каким бы ни было ваше дело, пошлите лучше туда мужчину.

— Я не могу. — Лицо у нее было серьезное. — Мне придется туда вернуться.

Он поднял ее на ноги и подвел к зеркалу, стоявшему у огромной кровати.

— В таком случае я полагаю, что прежде чем вы попытаетесь пройти незамеченной по лондонским улицам, вам следует переодеться и смыть с грудей румяна.

Их глаза встретились в зеркале, у нее они были потрясенные и широко раскрытые, у него — откровенно голодные, от виконта и следа не осталось. Он стянул с ее запястий веревки, швырнул ей полотенце и отвернулся.

Только что он был здесь — и вот его нет. Елена так и стояла, глядя в колеблющееся отражение в зеркале — отражение, которое, конечно же, не было ни дочерью ее отца, ни спасительницей ее матери, ни ею самой. Это отражение сбивало ее с толку. Бессчетное количество раз глядя в зеркало перед тем, как выйти из дома, она бездумно восторгалась своим видом, исполненным спокойного достоинства. Но она никогда не видела этой женщины, никогда даже не могла себе ее представить.

Мокрое платье облепило ее, как драпировка на гипсовой статуе. Корсета на Елене не было, только тонкая сорочка, ничего не скрывавшая. Щеки горели. Над округлой выпуклостью живота выступали соски, рдевшие, точно вишни.

На оцепеневшей руке висело полотенце. В голове раздавался низкий голос отца: «Слабость имя тебе, о, женщина». То была его самая любимая шекспировская строчка. Елена ненавидела Шекспира за то, что он написал это.

Она швырнула полотенце в зеркало. Зеркало вздрогнуло, изображение исказилось. Груди от этого движения тоже вздрогнули, это странное ощущение связало ее с женщиной в зеркале — женщиной, которой она не была. Женщина в зеркале не могла ничего сделать, не могла никуда пойти. Безумец это понимал. Он просто ушел, не сделав никаких попыток удержать ее. Ему не было нужды удерживать. Один взгляд в зеркало смог остановить ее.

«Я не ты» , — сказала она женщине в зеркале. Елена отвернулась от отражения и схватила со скамьи другое полотенце. Безумец ушел, но она не знала, надолго ли. Она стянула платье с плеч и потерла груди полотенцем.

Полотенце было грубоватым, оно немного царапало кожу, и от этого по животу пробежало какое-то непонятное ощущение. Она принялась тереть сильнее. На полотенце появились красные полоски, но вишневый оттенок на грудях так и остался.