Лора Бекитт - Дикая слива

— Чего ты хочешь от презренной наложницы! Они могли договориться. Он наверняка заплатил ей за молчание!

— Гора лжи за горсть золотых монет!

Сарнай горестно кивнула. С тех пор, как немногочисленное маньчжурское племя завладело огромной страной, подняв над ней желтый флаг с красным пятипалым драконом и провозгласив империю Цин, прошло не так уж много времени. Даже она еще помнила кочевье, тучи воинов, идущих с северо-востока, дымящиеся пепелища, груды развалин, а потом — стремительно накапливаемые богатства. К несчастью, муж Сарнай погиб в бою, и она осталась одна с малолетним сыном.

Маньчжурка — не китаянка, ее ценят в семье, она даже может править страной. Хотя пора личного счастья осталась позади, ничто не мешало Сарнай наслаждаться своим положением. Она держала в руках весь дом и безраздельно управляла сыном. Всегда прислушивавшийся к ее мнению Юйтан все-таки совершил одну непростительную ошибку: признал законным сыном и наследником ребенка от китаянки.

Много лет она боролась с этой несправедливостью, принижая Киана, замечая каждый его промах, без конца напоминая о том, что он лишь наполовину маньчжур.

Теперь Сарнай чувствовала, что пламя ненависти в душе превратилось в золу. Безысходная злоба утихла, вытекла, испарилась, словно найдя трещину в казавшейся нерушимой стене. Сарнай добилась своего и в то же время потеряла все. В ее груди словно разверзлась холодная могила. Больше нет ни внука, ни правнука. Род Янчу умрет, все, что они создали и накопили, будет поделено между чужими людьми, и даже эхо не повторит имен тех, кто родился и умер в этих стенах.

Внезапно Юйтан увидел, как улыбка зловещей радости на лице матери уступила место растерянности, а потом — неизбывной горечи. Всегда такая сильная, несгибаемая Сарнай задрожала и сникла.

Юйтан долго ждал, когда мать поднимет голову и снова заговорит, но она молчала. Когда он, подойдя, заглянул ей в лицо, то понял, что Сарнай мертва.

Последние почести, которые он был обязан отдать своей матери, помешали князю сразу же кинуться в погоню за беглецами. Однако он знал, что они никуда не денутся, ибо нити его невидимого могущества протянулись по всей провинции.

В Поднебесной нет ни одного человека, который бы так или иначе не нес ответственность за другого. Начиная от императора и заканчивая последним из подданных, все жители страны являются лишь отдельными зубчиками огромного механизма.

Он разошлет приметы Куна, Мэй и их сына по самым отдаленным уголкам империи, объявив их опасными преступниками, и рано или поздно какой-нибудь китаец сообщит старосте своей деревни или маньчжурский воин — своему командиру о появлении подозрительных незнакомцев.

Решив устроить большую показательную казнь, Юйтан заточил всех виновных и членов их семей в тюрьму, где они томились в ожидании поимки главного преступника. Кроме того, злополучные Чжун и Шон должны были сделать письменное признание, дабы император не усомнился в том, что князь Янчу казнил не собственного сына, а именно самозванца.

Между тем Кун и Мэй укрылись в лесу меж нагретых солнцем смолистых стволов. Над кронами деревьев проплывали ослепительно белые облака, а горы на горизонте казались ярко-синими.

В первые минуты после случившегося Кун думал, что ему удастся скинуть с души бремя многолетнего обмана, но потом понял, что оно никуда не денется. Кроме того, он был вынужден принять на плечи новый груз: вину за гибель других людей.

— Я был вынужден бросить их всех! — без конца сокрушался он.

— Быть может, Юйтан их пощадит? — робко предположила Мэй.

— Он прикажет казнить всех до последнего младенца! Таков закон и обычай.

— Мы не смогли бы бежать такой толпой. Это вызвало бы подозрение еще во дворце, и нас бы непременно схватили.

— Именно потому мы и спаслись только втроем, — промолвил Кун и, горько усмехнувшись, добавил: — Хотя как сказать, спаслись или нет? Наша поимка — вопрос времени. Я уверен, что князь уже разослал таблички с нашими приметами по всем ямыням. Нам ни за что не удастся покинуть пределы провинции.

— А если попросить кого-нибудь нас укрыть? Ведь у нас есть деньги…

— Есть. Кроме всего прочего, я еще и вор.

— Сейчас надо думать не об этом. Об Ане, о нас, — мягко сказала Мэй. — Если мы пообещаем щедрую награду…

— Угадай, кто сможет заплатить больше! — усмехнулся Кун.

Вскоре их потревожил какой-то звук. По дороге двигалась вереница повозок: тяжелые колеса с визгом и скрипом громыхали по камням и древесным корням. Слышались мужские и женские голоса. Осторожно выглянув из-за ветвей, Кун понял, что это странствующий балаган, и в его душе затеплилась надежда.