Екатерина Юрьева - Обрученные грозой

Как бы то ни было, ей нужно было объясниться с ним, но едва Докки открыла рот, как Палевский опередил ее. Быстро подойдя к ней, он рывком поднял ее со стула и прижал к своей груди.

— Вы хоть понимаете, что я пережил за это время? — прошептал он, и его губы закрыли ее рот таким страстным поцелуем, что она, чтобы не упасть, уцепилась за него изо всех сил. А он яростно сминал ее губы, все сильнее сжимая ее плечи, и дыхание его было прерывистым, когда он оторвался от нее и прижался лбом к ее голове.

— Как я тосковал, как тосковал без тебя, — хрипло прошептал он и ближе привлек ее к себе, но тут же отстранился, пробормотав: — Как много всего на тебе надето…

Не успела она перевести дыхание, как он ловким движением стянул с нее платок и расстегнул салоп. И замер, глядя на ее заметно располневшую талию.

— Это что еще такое?! — воскликнул он.

Докки поспешно запахнула полы салопа, инстинктивно скрестив руки на животе.

— Вы в тяжести! — Палевский, будто не веря своим глазам, отвел ее руки в стороны и вновь раздвинул полы салопа. — Дьявол меня раздери! Вы беременны! Вы носите ребенка!

Он потрясенно смотрел на ее живот, потом осторожно положил на него ладони и так нежно погладил, что Докки чуть не расплакалась, — она не могла и мечтать, чтобы он вот так дотронулся до нее, до их ребенка, находящегося в ее чреве.

— Ребенок! — повторил он. — Мой ребенок…

— Конечно, ваш, — она испугалась, что Палевский не поверит ей, но ни капли сомнения не проскользнуло в нем, когда он молча водил ладонями по ее животу.

— Сколько? — наконец спросил он.

— Четыре, четыре с половиной месяца, — быстро сказала она. — С той ночи на Двине.

— С нашей первой — и как я всегда считал — неудачной попытки, — он ухмыльнулся. — Но оказывается, она была весьма плодотворной.

Он вновь довольно хмыкнул, но в следующее мгновение рассвирепел:

— Так вы скрывали от меня свою беременность?! Вы скрывали, что носите моего ребенка! И потому удрали в Швецию?

— Я… я не знала, как вы к этому отнесетесь. Нужен ли вам этот ребенок, — тихо сказала Докки.

— Вы сомневались, нужен ли мне наш ребенок?! — казалось, это его поразило, и она поспешила добавить:

— Я слышала историю с маркизой Тамбильон…

— Историю?! — на его виске забилась жилка. — И что же за историю вы слышали, позвольте полюбопытствовать.

— Говорят, она тоже ждала от вас ребенка, — тихо сказала Докки, чувствуя себя крайне неуютно. — Но вы не захотели…

— Не захотел жениться на ней, — кивнул он.

— Поэтому я, — голос ее задрожал.

— Поэтому вы, поверив сплетням, не признались мне в своей беременности… Решили, что я так поступлю и с вами.

Докки в отчаянии закусила губу.

— Так вот, чтобы избежать каких-либо недомолвок, сообщаю вам, что маркиза не была в тягости. Она придумала это, чтобы сделаться графиней Палевской. Неужели вы могли поверить, что я не принял бы на себя обязательств? — он махнул рукой и заходил по комнате. — И это после того, как мы с вами так сблизились!

В его глазах плеснулась боль, но мгновенно исчезла, уступив место искрящемуся льду.

— Так вы собирались здесь рожать, а потом — что? Хотели его кому-нибудь отдать?

— Нет! — испуганно воскликнула Докки. — Я никогда бы не отдала его. Никогда!

— Но вы понимаете, что наш ребенок родился бы незаконнорожденным, если бы я не бросился вас искать?!

— Я понимаю, но…

— Вы решили скрыться, чтобы лишить меня не только своего общества, но и ребенка…

Докки сглотнула.

— Я собиралась вам сказать, — понимая, как обидела его, торопливо проговорила она, — и вы непременно узнали бы, не получи я приглашения на помолвку.

Но он не хотел более ее слушать.

— Мы немедленно венчаемся! — сказал он таким тоном, что Докки стало ясно: скажи она «нет», он силой потащит ее под венец. — Вы станете моей женой и родите нашего законного ребенка.

Его безапелляционное заявление и весь вид показывали, что для себя он уже все решил. Докки, до глубины души обиженная тем, что он готов жениться на ней только из-за ее беременности, воскликнула:

— Я не выйду за вас замуж!

— Это еще почему? — Палевский издевательски поднял бровь.

— Потому что вам нужна не я! — Докки умирала от жалости к себе, но говорила те слова, которые должна была сказать. — Чувство ответственности заставляет вас жениться на мне. Но я не могу, не могу, даже ради ребенка, обречь вас на нежеланный брак…

— Не можете?!

Он чуть не испепелил ее взглядом. Потом повернулся и стремительно вышел из гостиной, хлопнув дверью.