Луиза Мишель - Нищета. Часть первая

— Ну, как дела, мой мальчик? — по-отечески обратился он к Огюсту.

— Не ахти как хороши, ведь я пока так мало зарабатываю! — ответил юноша.

— А семья большая…

— Вот именно.

— И она еще увеличилась?

Огюст молча мял в руках картуз. Ему было не по себе под испытующим взглядом Руссерана.

— Это все, о чем вы хотели спросить, хозяин?

— Погоди-ка; не бойся и не спеши. Это время тебе зачтут. Я хотел тебе сказать…

— Что?

Руссеран, казалось, был в затруднении.

— Я собирался сказать тебе, — повторил он, — что, как старый друг твоего отца, считаю своим долгом вам помочь, но дела идут неважно, работы мало и…

Огюст прервал его.

— Дорогой хозяин, — воскликнул он в порыве, свойственном всем непосредственным натурам, — вы и так сделали для нас все, что могли!

Руссеран пристально посмотрел в глаза Огюсту, точно сомневался в искренности его слов. Но лицо юноши выражало такую неподдельную благодарность, что заводчик был тронут.

— Ты славный малый, — похвалил он ученика. — Жаль, что твои родственники не похожи не тебя.

— Что вы имеете в виду? — спросил Огюст дрогнувшим голосом.

— Только то, что Анжеле следует вернуться на завод. Хотя дела действительно идут неважно, но для нее работа всегда найдется. Ведь у вас теперь одним ртом больше, я знаю…

Огюст побагровел. Это настойчивое напоминание о позоре сестры оскорбляло его.

— Ну, ну, — успокоил хозяин, — тебе краснеть нечего. Ведь не твоя вина, что она с пути сбилась. Все, что ты можешь сделать, — это постараться, чтобы больше такое не повторялось, а для этого ей надо работать.

Огюст был того же мнения. Труд восстановит честь сестры, в труде — ее спасение.

— Вы правы! Конечно, ей надо вернуться на работу. Я пойду за нею, я сейчас же ее приведу!

Глаза Руссерана блеснули, кровь бросилась ему в лицо.

— Черт возьми, до чего здесь жарко! — заметил он, отирая пот со лба. — От этой паровой машины на заводе дышать нечем!

Огюст с удивлением оглянулся, не замечая никаких признаков пара. Стоял март месяц, и было еще довольно холодно. Поведение хозяина показалось ему странным.

Руссеран, опустив платок (ему так и не удалось скрыть от ученика выражение своего лица), встретил устремленные на него в упор глаза юноши и пришел в явное замешательство. Под этим испытующим взглядом все благодушие хозяина как рукой сняло.

— В конце концов, — проворчал он, — вернется она или нет, мне, сам понимаешь, решительно все равно. Я и без того немало помогаю своим рабочим. Великодушие в нашем деле — только помеха.

И видя, что Огюст смотрит на него с крайним изумлением, Руссеран строго добавил:

— Ну, чего тебе еще? Иди, по-твоему, у меня только и забот, что заниматься этой потаскушкой, за которой вы не доглядели?..

Мадлена ушла стирать, девочки были в школе, и когда Огюст вернулся, Анжела, оставшись одна, кормила Лизетту. Ее чудесные белокурые волосы рассыпались по плечам, змеились по корсажу: она как раз собиралась причесываться, когда малютка, проголодавшись, заплакала. Все было прелестно в Анжеле: глаза с длинными ресницами, устремленные на ребенка, полуоткрытые в мягкой улыбке губы, небольшой прямой нос, высокий лоб, безупречный овал рафаэлевского лица. Необычайно красив был и его цвет — белизна, окрашенная румянцем. Маленькая обнаженная грудь, поза, которую приняла юная мать, чтобы удобнее было кормить, — все казалось воплощением материнства, каким его изображают художники и скульпторы.

Огюст был поражен красотой Анжелы, всем ее обликом, говорящим о чистоте и доброте души. В его сердце снова проснулась горячая любовь к сестре, как в те дни, когда оба они были еще детьми. Как он ее любил! Нет, нет, люди ошибаются, думая дурно об этом прелестном создании. В ее несчастье есть что-то роковое. И он негодовал при мысли, что кто-то может презирать его сестру. Этот Руссеран говорил о ней с таким пренебрежением…

Огюст все бы отдал, лишь бы не случилось того, что произошло. Но ведь жизнь неумолима… И гнев закипал в груди юноши. О, если бы он только знал, кто обесчестил Анжелу, он задушил бы негодяя своими собственными слабыми руками, даже если бы это был сам хозяин, сильный как Геркулес!

При этой мысли Огюст покраснел. Он устыдился того, что мог плохо подумать о человеке, целиком посвятившем себя труду, о человеке, у которого к тому же такая красивая жена!.. Нет, это просто глупо и низко в конце концов! Однако хозяин как-то странно посмотрел на него, когда заговорил о возвращении Анжелы на завод. И почему сестра с такой неприязнью говорит о Руссеране? Нет, решительно он сходит с ума! И все-таки, что ни говори, забыть физиономию хозяина невозможно…