— Воин, у тебя все получается так просто. Ты видел, что произошло возле ее дома сегодня. Она плюнет мне в лицо, когда увидит меня. — Охотник прикрыл глаза рукой. — Я оставил ее и поехал драться против ее народа. Сколько человек мы убили после цападения на нашу деревню?
— Она не отвернется от тебя.
— Откуда ты знаешь? Ты говоришь, что я должен выполнить последнюю часть песни? Как? Где то высокое место, о котором говорили Боги? Где каньон, наполненный кровью? И как я смогу дотянуться через такое большое расстояние, чтобы взять руку Лоу-реетты?
— Ты должен верить. Высокое место будет там, как и большой каньон. — Наклонившись к нему, Воин сжал плечо брата. — Мужество, брат, мужество.
Охотник стиснул зубы.
— Я чувствую себя таким одиноким. Я не могу понять самого себя и найти свое лицо, Воин. Я поднял свой топор сегодня, чтобы убить этого мужчину, и я не смог сделать этого. Наш отец лежит мертвый. Твоя женщина лежит мертвой. Где моя ненависть? Когда я ищу ее, я не могу найти. Вокруг одна пустота и скорбь, которая так глубока, что от нее у меня болят кости.
Воин еще крепче сжал плечо Охотника, до тех пор пока его пальцы не причинили боль.
— Ненависть ушла из тебя в такое далекое место, что ты не можешь найти ее, как и говорилось в пророчестве. Вот почему настало время для тебя пойти своим собственным путем. Ты должен драться в последней большой драке за народ, да? И ты должен драться в одиночку. Я должен остаться здесь. За нашу мать, за моих детей. Ты наша надежда, наша единственная надежда.
— Ты называешь это надеждой? Я называю это бегством.
— Нет! Когда мы убегаем, мы ищем знакомое и безопасное место. Скоро придет зима. Неопределенность и опасность ждут тебя, когда ты направишься на запад. — Слегка тряхнув Охотника, Воин вскричал: — Ты наша надежда, Охотник! Почему ты не можешь понять этого? Когда последний команч сложит оружие, а последний вождь скажет, что все кончено, мы будем знать, что ничего не кончено. Мы будем знать, что Народ продолжает жить далеко от этого места, что наши песни поются, что наши обычаи соблюдаются. Я понимаю, что ты испытываешь сильный страх, но страх никогда не останавливал тебя. Ты не должен допустить, чтобы он остановил тебя теперь.
— Я пойду, куда бы Боги ни повели меня, — прошептал Охотник. — Ты знаешь, что я пойду. Просто я не вижу пути, по которому они направляют меня. Нет никого, кто повел бы меня.
— Путь отыщется. Когда ты повернешься лицом к западу, ты будешь знать, куда направить свои шаги. — В голосе Воина прозвенела уверенность. — Я хотел бы попросить тебя об одном, брат. Поезжай рядом со мной в бой последний раз. Это будет наша последняя память друг о друге, да?
Снова Охотник вспомнил, как он смотрел в голубые глаза белого мужчины. «Битвы протянутся перед ним без горизонта». Когда же все это кончится? Но его брат попросил об этом.
— Я поеду с тобой, — прошептал Охотник. — Один последний раз.
Расправив свой матрац. Воин вытянулся на спине так близко, что рукой касался руки Охотника. После продолжительной паузы он сказал:
— Ты расскажешь своим сыновьям и дочерям обо мне, да?
Охотнику хотелось заплакать, но проклятые слезы скапливались под веками, вызывая боль.
— Да. А ты расскажешь своим обо мне?
— Я расскажу им. — Голос Воина дрогнул. — О тебе, и твоей золотистой, и о песне, которая повела тебя на запад. Люби ее хорошо, брат. Дни вместе быстротечны.
— Да. — Охотник знал, что Воин думал о Девушке Высокой Травы.
Хриплым голосом он добавил:
— Слишком быстротечны.
На следующее утро семейство Мастерсов присоединилось к каравану фургонов убегающих поселенцев, направлявшихся к форту Белнап. Так как фургоны были нагружены до краев различным имуществом, все, кто могли, шли пешком, что давало женщинам возможность обмениваться рассказами об ужасах. Казалось, что все опасались за свои жизни.
Через два часа после начала пути у фургона семейства Шейни сломалось колесо, и все остановились, пока мужчины не починили его. Поселенцы поставили фургоны кругом и разбили временный лагерь. Женщины немедленно приступили к приготовлению полуденной трапезы. Лоретте и Эми поручили собирать топливо для костров.
— Бизоньи лепешки! — ворчала Эми. — Хороший способ проводить утренние часы, собирая всякую ерунду для костров. Почему мы?
— Потому что мы не такие старые, чтобы с трудом нагибаться, и не такие молодые, чтобы заблудиться. — Лоретта нагнулась, подняла засохший помет и опустила в рогожный мешок. После событий на ферме Бартлеттов прошлым вечером Эми ни разу не улыбнулась. Лоретту это беспокоило. — Ты никогда не жаловалась в деревне Охотника.
Читать дальше