Пэррис Бондс: Хранительница Грез

Нэн Ливингстон тонко использовала Дэна, преследуя собственные цели, так же, как она использовала и Энни.

Почему она позволяла бабушке помыкать собой? Потому что Энни отчаянно стремилась добиться ее расположения.

Шаги возобновились. В Энни Нэн Ливингстон нашла невольного, вынужденного подчиниться союзника.

Холод пробирал Дэниела до костей. Он поглубже забился в свой чсстерфильд (особый покрой пальто. — прим, пер.), ветер рванул бархатный воротник, пригнул куст ежевики как раз напротив его холодных щек. Дэн прилег, скрючившись, под тиковым деревом и впал в оцепенение, отрешась от действительности и уносясь в мир мечты.

Мечты были очень приятными: о родителях, обнимающих друг друга. Энни и он, играя, пытаются протиснуться между ними. Смех, знойное рождественское солнце, запах корицы от сливового пудинга, горячий, приправленный пряностями кларет, зеленое убранство рождественского дерева.

Мечты текли, как теплая янтарная жидкость из бутылки бренди, от одних праздников к другим — летним каникулам. Наконец — к дому, после первого года, проведенного в Хэрроу. Солнечный холодный июльский день и письмо. Письмо из Хэрроу.

Дэниел всхлипнул во сне.

Он был ужасно расстроен, уезжая в пансион. Умолял оставить его дома. Рыдания Дэна раздражали Нану. Она имела собственные виды на Хэрроу так же, как и на Оксфорд. Она предусмотрела каждую деталь, каждую мелочь его проклятой жизни. Даже если это шло наперекор традициям и здравому смыслу.

Вот так Дэн попал в Англию. Более девятисот мальчиков в возрасте от двенадцати до восемнадцати лет жили и учились в колледже, увитом плющом. После Сиднея, с его широкими просторами, искрящейся водой, легкими судами, Хэрроу казался серым, переполненным людьми, и производил угнетающее впечатление.

Как житель колонии Дэн был неприспособлен к жизни в Хэрроу. Более того, он был маленького роста, хрупкого телосложения и неловок, что оставляло ему возможность лишь наблюдать регби и боксировать за боковой линией.

Бенджамен, студент второго курса, носивший очки, и был солнечным лучом в мрачной жизни первого года учебы. Тихий и приветливый Бенджамен предложил утешиться изучением античной истории, богословия, греческого, латинского, естествознания и математики.

«Первый год всегда самый трудный для новичков, Дэниел. Пройди через это, и ты преодолеешь все, что угодно».

Остро нуждавшийся в дружбе, Дэниел не мог отказать Бенджамену в мальчишеской просьбе помочь ему смошенничать на этих весьма важных экзаменах. Экзамены означали отправку домой неприятного письма, если хотя бы один из них не был бы сдан…

И такое письмо было все же послано и сообщало об исключении Дэниела за соучастие в обмане. Позор, который, он думал, не сможет пережить. Просто невообразимый в семье Ливингстон. А бабушка считала, что внук всего лишь приехал на летние каникулы. Конечно, рано или поздно она все равно узнала бы правду. Но узнать о его позоре, как это произошло, из письма…

Страшась неизбежной встречи с бабушкой, Дэниел перехватил письмо от администрации Хэрроу. Он хотел узнать его содержание и сам подготовить Нану к худшему. Подавленно он читал нелицеприятное описание своего постыдного поступка, когда Энни, кокетливо играючи, вырвала письмо у него из рук.

Хотя Энни собиралась немедленно вернуть письмо брату, но ужас, отчетливо проступивший на его лице, заставил ее проворно ринуться вниз по лестнице, размахивая письмом, как захваченным флагом. Но Нэн оказалась проворнее, схватив и Энни, и письмо.

Жар унижения полыхнул огнем по щекам Дэна — даже в своих грезах он почувствовал, как они горят.

Проклятая Энни! Предательница Энни… Всегда шпионила за ним, докладывала о его похождениях бабушке. Энни хотела стать ее любимицей.

И ко всему еще ее последнее предательство, в результате которого Нана выбрала ему жену. Черт бы побрал эту Энни!

Какой-то толчок вернул Дэна к действительности. Грезы растаяли, а щеки продолжали гореть от пронзительного утреннего холода.

И толчок. Дэниел открыл глаза, ища его причину: холодный ствол винчестера уткнулся ему в пах:

— Не успеешь и глазом моргнуть, как найдешь свою мошонку засунутой прямо к себе в задницу, — предупредил Фрэнк Смит.

1871

Серые свинцовые волны Темзы как бы нехотя расступались перед изогнутыми обводами брига, принадлежащего «НСУ Трэйдерс», пропуская его в устье реки. С плотно сжатым ртом Энни пересекла Атлантику, благосклонную по сравнению с гудящими валами Тихого океана, накатывающимися на берега Австралии. Она поплотнее завернула длинную накидку вокруг дрожащего тела. Сентябрь здесь был более холоден и сыр, чем самый холодный день в Сиднее.