Уинстон Грэхем - Корделия

И повесят меня

Среди белого дня…

Мой хозяин учил меня лгать!

Стивен смотрел не на сцену, а на молодую женщину рядом с собой. Все вокруг словно поддались гипнозу. Официанты перестали бегать между столиками. Не звякали ножи и вилки. Что-то злое, порочное разлилось в воздухе.

Значит, скоро предстану я пред палачом,

Все на свете ему нипочем.

Спорь не спорь, плачь не плачь,

А придет мой палач,

И закончится все палачом!

"Скорее уйти отсюда, – подумала Корделия. – Пока он меня не заметил."

Внезапная овация взорвала тишину. Певец с тем же зловещим видом принял аплодисменты. Они никак не стихали. Ведущий вопросительно посмотрел на Стивена, а тот – на свою даму. Она сделала отрицательный жест головой. Ведущий дал знак опустить занавес.

– Леди и джентльмены! – начал он объявлять следующий номер.

– Прайди, пожалуй, нам пора, – шепнула Корделия. – Я зайду завтра утром, сегодня он занят.

– Странная песня. Род гипноза, – откликнулся старик. – Из этого человека вышел бы недурной проповедник. Не спешите с выводами, юная леди. Подойдите к нему, поздоровайтесь – посмотрите, что он скажет.

– Нет, ни за что. Прайди, я не делаю поспешных выводов. Просто не хочу ставить его в неловкое положение. Я приду завтра, обещаю вам.

– Вы обещаете! А вдруг он куда-нибудь уедет? – Прайди поискал свою трость. – Как вы думаете, что будет, если я ткну палкой в этого типа? Он все еще пялится.

– Ни в коем случае! Оплатите, пожалуйста, счет и попробуем улизнуть.

На сцену вышел великан никак не меньше девяти футов ростом и затянул шуточную песенку. Его то и дело перебивал карлик. Скоро у них дело дошло до потасовки. Девушка в зеленом, не обращая внимания на сцену, болтала со Стивеном. Он казался совершенно очарованным ее темпераментом.

Раздался хохот – это карлик выхватил карманный нож и отсек великану голову. Корделия встала и под шумок, не оборачиваясь, устремилась к выходу. Никто не обратил внимания. Все хохотали и хлопали в ладоши. Отрубленная голова продолжала как ни в чем не бывало петь свою песенку, а ее хозяин тузил карлика.

Давая официанту чаевые, Прайди поинтересовался:

– Кто эта дама, с мистером Кроссли? Вы ее знаете?

– Конечно, сэр. Это мисс Фреда Джеральд, актриса, – официант бросил взгляд на серебро у себя на ладони и счел возможным добавить: – Из театра Гаррика, сэр. Во всяком случае, еще недавно там работала.

– Она часто здесь бывает?

– С мистером Кроссли? Да, сэр. Довольно часто.

Они вышли на улицу. С реки тянулись клубы тумана, в котором тонули уличные огни. Какой-то моряк бранился с проституткой; пахло супом. Скулили нищие.

– Я вот думаю: что такое ложь? – разглагольствовал Прайди. – "Мой хозяин учил меня лгать…" Должно быть, имеется в виду обман. Лицемерие, надувательство. Обыкновенное жульничество. Что-нибудь в этом роде. Как вам хочется – пройтись пешком или взять кэб?

– Лучше кэб, – ответила Корделия.

«А теперь – полная беспристрастность. Нужно смотреть правде в глаза. Чего ты ожидала: что он будет вечно сторониться женщин – ради хрупкой надежды вернуть тебя? Или что он зачахнет? Сопьется?

Будь честной: в этой ли конкретной женщине дело? Ее кошачья прелесть возникла из ниоткуда, грозно заслонила будущее. Фреда Джеральд. Так ли это важно? Абстрактный звук. Безликое имя. Кошачья грация, загадочность, эффектное платье, гордая посадка головы. И Стивен. "Дорогая, неужели ты думала, что я буду все эти годы хранить верность?"

Корделия всю ночь металась, моля о наступлении нового дня и страшась его. Струсить, убежать и потом всю жизнь презирать себя – или встретиться с ним и все выяснить, сдержать данное Прайди слово?

В тяжелом полусне она видела Стивена в мюзик-холле с девушкой в зеленом. Кто-то прошептал: "Знаете, кто это? Это Маргарет!" То ей снилось, будто дядя Прайди читает лекцию Гексли, то из забытья выплывал декламирующий стихи Брук, то уверовавший Слейни-Смит, то разуверившийся мистер Фергюсон. Сон и явь переплелись; стало трудно различать, где кончается вымысел и начинаются парадоксы самой жизни.

Утром Корделия особенно тщательно выбирала наряд. Вчера одной из причин ее бегства явилось то, что она не сняла после дороги траур. Вся в черном, она потерялась бы перед броской зеленью платья мисс Джеральд. Что бы ни было, она должна быть во всеоружии своей красоты.

По случайному совпадению, одно из привезенных ею с собой платьев также оказалось зеленым, цвета незрелого яблока, с нижней юбкой в клетку, тесным лифом и кружевами на вороте и на запястьях. Она надела к нему другую шляпку, небольшой серый ток из перьев с зеленой лентой. Дядя Прайди при виде Корделии дернул себя за бороду.