Дженнифер Блейк: Испанская серенада

— Завтра ты должна будешь толочь зерно.

— Что? — удивилась Пилар.

— Племя, откуда родом моя мать, пришло сюда с юга, вместе с миссионерами. Так вот, в ее народе принято, чтобы юноши похищали своих невест. Если девушка не сбегает от жениха и начинает толочь зерно, то все в порядке.

— Я запомню, — сказала Пилар, улыбаясь.

— Это может показаться смешным, но это вековая мудрость. Хочешь, я принесу тебе ступку и немного зерен?

— Сделай одолжение, — ответила Пилар и тут же представила себе реакцию Рефухио, если он застанет ее за этим занятием.

— Договорились, — обрадовалась Бенита и помчалась проверять, с кем сейчас танцует Чарро.

Что ждет в будущем эту девочку? Хотела бы Пилар знать. Маловероятно, чтобы родители Чарро согласились на брак своего сына со служанкой. Но ведь они однажды уже чуть не потеряли его, когда пытались разлучить влюбленных. Может быть, Пилар сможет что-то для них сделать?

Тем временем Рефухио находился в компании Энрике и сеньора Хуэрты. Он едва поддерживал разговор, его взгляд был прикован к Пилар, и от этого взгляда у нее замирало сердце. Она извинилась перед хозяйкой дома, пожелала ей спокойной ночи и не спеша направилась в покои, которые отвели им с Рефухио.

Рефухио пришел через четверть часа. Она ждала его, лежа обнаженной на пышно убранной постели. Ее распущенные волосы разметались по подушке. Под тонкой простыней, которой была прикрыта Пилар, вырисовывались соблазнительные изгибы ее тела. Рефухио немного постоял в дверях, его глаза лихорадочно блестели. Потом он притворил за собой дверь и шагнул в спальню.

И только теперь он увидел мешочек с изумрудами, который лежал на другой подушке рядом с Пилар.

— Что это? — спросил он, начиная расстегивать рубашку.

— Мое приданое, — ответила она.

— Я вовсе не хочу тебя обижать, особенно в такой момент, но я не собираюсь делить с этими камнями свою постель.

— Мы должны обдумать, как нам их использовать.

— Должны? Сейчас?

Она сделала вид, что не заметила скрытого смысла этих слов, хотя противиться магнетизму, исходившему от Рефухио, было почти невозможно.

— Ты говорил мне об участке земли, который примыкает к поместью Хуэрта, и о том, что он продается.

— Тебе понравилась мысль о собственной гасиенде?

— Мне показалось, что она нравится тебе. Ты уже, по-моему, собирался покупать эту землю.

— Изумруды принадлежат тебе. Делай с ними что хочешь. — Он отшвырнул рубашку в сторону и начал разуваться.

— Как я могу решиться на такой шаг, не заручившись твоим согласием! — Пилар метнула на Рефухио раздраженный взгляд. — Ведь не мне же одной придется обрабатывать землю и защищать ее от индейцев!

— Ты настаиваешь, чтобы я решил?

— Ни на чем я не настаиваю! — Пилар схватила с подушки мешочек и швырнула его в Рефухио. — Делай с ними что хочешь!

Рефухио ловко поймал мешочек. Он жадно смотрел на упругое тело, отливавшее перламутром, которое открылось его взору, когда простыня сбилась в сторону.

— Все, что хочу? — мягко переспросил он.

— Да, мне это совершенно безразлично. Меня они никогда не интересовали, за исключением…

— Знаю, знаю, любимая. Ничего не объясняй мне. — Он сбросил с себя последнюю одежду и, совершенно обнаженный, присел на краешек кровати.

Пилар нерешительно подняла на него глаза.

— Пусть эти изумруды будут общими. Давай вместе решим, что с ними делать.

— Всему свое время, — пробормотал он, не давая ей договорить. — У меня появилась мысль, как использовать их прямо сейчас.

Он навис над Пилар, опираясь на локоть. Прижав ее своим телом к кровати, он развязал мешочек и перевернул его вверх дном.

Она вздрогнула, когда холодные камешки коснулись ее кожи, скатываясь по ложбинке на груди, зеленой струйкой стекая на живот и ниже, на лоно. Последний изумруд остановился в нежной впадинке между бедрами. Пилар почувствовала, как в ней нарастает возбуждение. Рефухио знал, что делает. Находясь во власти сладкого дурмана, Пилар смотрела, как Рефухио наклоняется к ней и, обжигая ее прикосновением своего языка, прихватывает губами изумруд, остановившийся на холмике ее груди.

С явной неохотой он поднял голову, затем выплюнул изумруд на ладонь.

— Твердый, — объявил он. — Но необъяснимо вкусный.

— Необъяснимо? — протяжно повторила Пилар. Его губы медленно расползались в улыбке.

— Наверное, надо было получше разжевать.

— Я люблю тебя, — шепнула Пилар, касаясь его лица и запуская пальцы в его жесткие кудри, чувствуя, как страсть и предвкушение наслаждения заполняют ее.