Жюльетта Бенцони - Марианна в огненном венке. Книга 2

Остановка кибитки перед почтовой станцией, построенной у дороги, несколько в стороне от деревни, вызвала панику у двух жирных дроф, которые торопливо улетели, тяжело хлопая крыльями. Осмотревшись вокруг, кучер сказал что-то, понятное только Гракху. Смышленый подросток с пользой употребил время пребывания в Одессе и уже разбирался в трудностях русского языка.

— Он говорит, что мы в станице Великой и что это казачья деревня, — перевел он.

— Казачья? — воскликнул Жоливаль, в котором это слово пробудило дремлющую любовь к истории. — Как это возможно? Судя по тому, что я знаю, мы находимся на бывшей территории запорожцев, истребленных в прошлом веке Екатериной Великой.

— Не всех же она истребила, — рискнул вмешаться Крэг. — Кто-нибудь и остался.

Гракх задал кучеру несколько вопросов, на которые тот разразился длинной тирадой, совершенно неожиданной для человека, умевшего, казалось, только петь.

— Что он говорит? — спросила Марианна, опешившая от такого внезапного красноречия.

— Я далеко не все понял! Но по-моему, он сказал — после того как много раз обращался к «моей Божьей матери», — что некоторые уцелевшие перекочевали в здешние деревни. Они больше не запорожцы, а черноморские казаки, вот и все.

Тем временем кучер вскочил с сиденья и что-то закричал, показывая кнутовищем в сторону площади перед церковью. Тут уж Жоливаль не нуждался в переводе.

— Он прав! — воскликнул он. — Скорей смотрите…

Действительно, на призыв колокола из дворов выходили, ведя на поводу снаряженных в дальнюю дорогу лошадей, вооруженные до зубов мужчины. Они носили длиннополые черные кафтаны, широкие с напуском шаровары и высокие мохнатые шапки, а их вооружение состояло из висевшего на ремне за спиной ружья без приклада, кривой сабли, засунутого за пояс вместе с кинжалом пистолета и очень длинной пики. На их небольших, но выносливых на вид лошадях были высокие седла, покрытые овечьими шкурами.

У всех этих людей был такой малоутешающий вид, что Марианна забеспокоилась.

— Что они собираются делать? Почему так вооружены?

— Нетрудно догадаться, — печально ответил Жоливаль. — Вспомните, что творилось в Одессе… Казаки живут мирно в своих деревнях, занимаясь скотоводством и земледелием, пока по степи не пронесется призыв их атамана. Тогда они оставляют плуги, берут оружие и направляются к назначенному месту сбора. Что мы и видим сейчас. Бесполезно уточнять, с каким врагом они будут сражаться…

Молодая женщина вздрогнула. Впервые после отъезда из Одессы она столкнулась с напоминанием о конфликте, разворачивавшемся очень далеко отсюда на дорогах Литвы и о котором они до сих пор ничего не знали.

Опечаленная увиденным, она хотела немедленно войти в дом станции, но ее спутники казались зачарованными открывшимся зрелищем…

Казаки собрались перед церковью, на пороге которой показался поп в парадном облачении. Женщины пришли босиком, в полотняных рубахах поверх юбок, с красными и синими косынками на головах. За ними следовали старики и дети. Все собравшиеся образовали полукруг перед церковью и, казалось, чего-то ждали.

Тогда показался еще один воин. Бородатый, одетый так же, как и его сотоварищи, он отличался от них выражением дикой ярости на плоском лице и еще одной деталью. Вместо лошади он тащил за собой воющую женщину в одной рубашке. За ними следовала седоволосая старуха, держа в руках большой мешок из грубой рогожи.

Несчастная женщина была молода и, возможно, красива, но ее безобразили слезы и крики. Она как могла пыталась защититься от безжалостного кулака мужчины, волочившего ее прямо по пыли. Дойдя до церкви, он отпустил ее волосы и так поддал ногой, что она покатилась до середины полукруга.

Со стороны мужчин послышался одобрительный ропот, а женщины разразились проклятиями, но поп жестом заставил их замолчать. Тогда тот, кто пришел последним, взял слово и заговорил удивительно спокойным голосом, учитывая его недавнее поведение, произнеся короткую речь, которую кучер попытался передать более доступно своим пассажирам.

— Что он говорит? — спросил Язон.

— Так… можно сказать, что у этих людей чудные нравы, — перевел Гракх. — Если я правильно понял, этот человек — муж женщины на земле. Она наставила ему рога, так он до отъезда на войну отказывается от нее, чтобы она не осквернила его очаг плодом своих шашней.

— Он мог бы отказаться не так грубо, — заметила Марианна.

— Но это еще ничего, — продолжал Гракх. — Если какой-нибудь другой мужчина согласится взять ее, она будет жить. Если нет — ее завяжут в мешок, который принесла ее свекруха, и бросят в реку.