Жюльетта Бенцони: Время любить

— Моя спутница совсем потеряла силы. Ей нужны забота и настоящий отдых. Нет ли у вас комнатки, где я могла бы заняться ею?

Монахиня посмотрела на Катрин с досадой. Это была крепкая деревенская девушка, которую не испугает ничто. Она принялась укладывать Жилетту на носилки, которые одна из монахинь позаботилась принести. Затем вместе с другой монахиней они подняли носилки, и только тогда она ответила Катрин:

— У нас две комнаты. Они заняты одной знатной дамой и ее служанками. У этой дамы, приехавшей к нам десять дней назад, сломана нога. Из-за этого несчастного случая она все еще у нас.

— Очень хорошо понимаю. Но не могла бы она отправить своих женщин в общий зал и уступить одну из комнат?

Сестра Леонарда не сдержала насмешливой улыбки и пожала крепкими плечами.

— Лично я не рискну попросить ее об этом. Она… скажем, у нее характер несговорчивый! Видно, что это очень высокопоставленная дама.

— У вас между тем вид человека, которого нелегко устрашить, сестра моя, — заметила Катрин. — Но если эта дама наводит на вас такой страх, я охотно сама схожу к ней.

— Не то, что я боюсь ее, — произнесла сестра Леонарда. — Просто терпеть не могу крика, и наша мать-настоятельница тоже. А Господь наш наградил эту даму ужасающим голосом!

Они тем временем уже вошли через низенькую дверку в дом, где жили монахини, ухаживающие за больными. Остальные женщины-паломницы тоже последовали за ними. Они оказались в обширной кухне, пол которой был выложен тяжелыми плитами гладкого камня. Запах горящих дров смешивался с запахом кислого молока. Гирлянды лука, куски копченого мяса свисали с низких черных сводов. Сыры сохли на ивовых решетках, а перед гигантским камином две послушницы с засученными рукавами расторопно хлопотали у большого черного котла, в котором варился густой суп с капустой.

Носилки поставили у огня, и сестра Леонарда наклонилась над больной.

— Она очень бледна! — сказала она. — Я дам ей сердечных капель, а пока ей приготовят кровать…

— Скажите мне, где эта дама, — произнесла Катрин, которая твердо гнула свое, — я с ней поговорю… Сама я тоже благородная дама.

Сестра Леонарда на этот раз не сдержалась от смеха.

— Я об этом догадалась, — сказала она. — Я сама с ней поговорю… но заранее знаю ответ. Займитесь этой несчастной.

Катрин склонилась над Жилеттой, которая мало-помалу приходила в себя. Монахиня пошла в конец кухни. Тогда Катрин решила пойти за Леонардой. Она еще колебалась, когда одна из женщин подошла к ней.

— Я побуду с вашей спутницей, — сказала она. — Пойдите, займитесь вашим делом.

Катрин улыбнулась в знак благодарности и устремилась за монахиней по ледяному сырому коридору, в конце которого она увидела дверь.

Да, дама со сломанной ногой действительно обладала мощным голосом, ибо, когда Катрин остановилась перед дверью, она услышала, как та завопила:

— Мне не обойтись без моих женщин, сестра моя! Вы хотите, чтобы я отправила их в общий зал, в другой конец здания? Вот дьявольщина! Кровать всегда кровать, стоит она в той или в другой комнате!

Сестра Леонарда ответила что-то. Катрин не расслышала, так как в этот момент вспомнила, где она слышала этот голос, такой знакомый, который произносил ругательства, не совсем подходящие к случаю.

— Черт побери, сестра моя! Пусть комнаты останутся при мне, ясно вам?

Катрин бросилась вперед, открыла дверь и вошла в комнату. Она увидела маленькую и низенькую келью, в которой большая кровать с выцветшими занавесками и конической формы камин занимали почти все пространство. Переступив порог, она, потрясенная, застыла на месте.

В кровати сидела обложенная множеством подушек могучего телосложения женщина. Сестра Леонарда по сравнению с этой особой совсем терялась. Среди густых белых волос дамы светились несколько рыжих прядей, а лицо, охваченное гневом, было цвета кирпича. Укрытая грудой одеял, она приподнималась на подушках. На ней был надет капот, подбитый лисой, большая белая рука, как бы с некоторой угрозой, направленная к сестре Леонарде, выступала из широких рукавов.

Скрип двери отвлек внимание дамы, и та, завидев женский силуэт у порога, завопила еще громче:

— Ах, так! Ко мне уже входят, как к мельнику! Кто эта особа?

Почти задыхаясь от волнения, разрываясь между желанием рассмеяться и расплакаться, Катрин прошла вперед до освещенного места.

— Это всего лишь я, госпожа Эрменгарда! Вы что, меня забыли?

Оцепенев от удивления, пожилая дама так и осталась сидеть на месте. Глаза ее округлились, руки упали, рот беззвучно раскрылся, и она так побледнела, что Катрин испугалась.