Лора Бекитт: Агнесса. Том 2

Агнесса покорно вздохнула. Что это в самом деле взбрело ей на ум? Орвил правду сказал, ведь ей не семнадцать… Она опустила руки, и лицо ее вдруг стало бесцветным, глаза потускнели. Это длилось мгновение, не больше, но Орвил ощутил внезапно в сердце странную холодящую боль. И в следующую секунду, когда Агнесса, окончательно вернувшись в привычный свой образ, вновь обрела облик привлекательной молодой дамы, сказал, сжав ее руку в своей:

— Хорошо, милая девочка, пусть будет так, как хочешь ты: для тебя оседлают Консула. Я вижу, тебе это очень нужно, хотя и не понимаю, зачем. Что ж, попытайся, Бог спасет. А я тебя подстрахую.

Днем позже Агнесса с помощью Лизеллы разыскала старую одежду. Часть ее Агнесса давно выбросила, однако некоторые сохранившиеся веши были свалены в кучу на чердаке. Их собирались сжечь, но не успели; порывшись в хламе, женщины обнаружили то, что было нужно: костюм для верховой езды, даже шляпу и сапоги. Орвил посмеялся над рухлядью и предложил наскоро приспособить что-нибудь другое, но Агнесса была в восторге.

— А я немного поправилась, — пробормотала она, затягивая тесемки. Ткань была сильно поношена, потерта, один сапог прогрызли мыши, а полусгнившая шнуровка рвалась в руках, но Агнесса не унывала: — Починим!

Она сама вычистила костюм щеткой, спешила, возясь с ним, дрожала от волнения, словно боялась не успеть. Потом внезапно понюхала ткань: та пахла чем-то полузабыто-родным, она словно бы впитала в себя воздух прожженной солнцем степи. А ведь костюм подшивала тогда Терри, служанка Аманды, эти самые стежки были сделаны ее рукой. Господи, какое неумолимое это прошлое! Нет, нужно, все-таки непременно нужно когда-нибудь вернуться в те края, не может быть, чтобы там не осталось ничего знакомого! Как же влечет ее то незабываемое место, в котором она провела всего лишь одно-единственное лето из двадцати пяти лет своей жизни! Точка отсчета, начало судьбы…

Агнесса сильно разволновалась, и было в том волнении что-то нестерпимо отчаянное.

После, облачившись, подняла кверху распущенные волосы, но не удержала их, и они хлынули на плечи и спину каштановым водопадом. Она повернулась к вошедшему Орвилу… Он никогда еще не видел Агнессу такой порывисто-грациозной, с удивительно юным взглядом. В зеленых глазах ее промелькнули ведьмины искры, и изумленному Орвилу показалось, что ей едва ли исполнилось семнадцать лет!

— Идем, Орвил! — звенящим голосом произнесла она и как на крыльях слетела с лестницы.

Пока Агнесса, нетерпеливо заправляя волосы под шляпу, верным шагом направлялась в глубь золотых аллей, на заднем дворе седлали коня.

Вывели Консула. Жеребец был крупный, сильный и даже с виду упрямый и злобный. Вороные бока его, подрагивая, лоснились в лучах солнца.

Агнесса не сразу приблизилась к нему; казалось, решимость ее покинула.

Орвил крепко держал коня за узду у самой морды, а другой рукой на всякий случай подтягивал повод сбоку. Предупрежденный конюх стоял наготове с хлыстом.

Агнесса, с рассеянной улыбкой глянув в окаменевшее в напряжении лицо Орвила, — сосредоточенность ее ушла внутрь — вставила ногу в стремя и, ухватившись за край седла, вскочила на спину коня, который тут же, всхрапывая, повел ушами и переступил с ноги на ногу.

— Ты слишком легка для него, — озабоченно заметил Орвил.

— Я женщина, — негромко произнесла Агнесса, — вот что ему может не понравиться.

— Отпускаем; мистер Лемб? — спросил конюх.

— Да, Олни, рискнем.

Они отпустили лошадь; некоторое время она стояла под всадницей неподвижно, словно бы примеряясь к ней.

— Красивая посадка у миссис, — заметил Олни.

— Да, — подтвердил Орвил, — настоящая амазонка. «И верно, — решил он, — Агнесса сидит в седле словно влитая; спина прямая, плечи расправленные, а голова чуть приподнята; все: руки, ноги всадницы, спина, шея коня, — линия в линию, словно одно неразъединимое целое…»

«А все-таки, это безумство!» — промелькнула запоздалая мысль. На его памяти было несколько случаев, когда женщины из общества вели себя подобным образом, но это случалось или от несчастья, или от глупости, и окружающие воспринимали их именно так. Здесь же явно было что-то другое. Орвил сомневался, может ли один и тот же человек быть высокоморальным и нарушать мораль. Те известные ему дамы не имели годовалых детей, о которых стоит подумать, прежде чем решить переломать себе ребра в лихой затее. Но ведь Агнесса безумствует, а он позволяет ей это. Почему? Возможно, она хочет таким образом как-то стряхнуть с себя напряжение последних дней, хоть на несколько минут выйти из наскучившего образа и сыграть другую роль? Видно, она из породы тех птиц, которых нельзя долго держать взаперти, иначе, вырвавшись вдруг на волю, они способны переломать себе крылья. Конечно, он мог бы ей запретить, и она — он знал — послушалась бы, но тогда нечто не вышло бы наружу, осталось в душе темным пятнышком. Каприз? А может, самовыражение? Но у нее есть рояль, музыка… сколько раз она сама говорила об этом. Какой же непонятной, непредсказуемой бывает иногда его жена!