Анна Годберзен: Блеск

— Мне бы не хотелось, чтобы вы долгое время находились на жаре, — сказал он и добавил нежное: — Дорогая.

Сколько Элизабет себя помнила, она была из тех молодых леди, которые не просто соблюдали правила приличия, но следовали хорошим манерам с неподдельным удовольствием. Элизабет испытывала глубокое чувство стыда, когда нарушались правила, но сейчас от любопытных глаз её защищали складывающаяся кожаная крыша и широкополая соломенная шляпа. Услышав пожелание мужа, она немного упала духом, поскольку наслаждалась запахом листвы и видом изредка мелькающих за окном юбок девушек, которые прогуливались со своими кавалерами. Элизабет скрыла разочарование под покорной улыбкой и наклонилась к Сноудену, глядя на него милыми карими глазами. Мистер Кэрнс не был красив, но смотрелся аккуратно и приятно с гладко зачесанными назад рано поседевшими волосами и безбородым несколько квадратным лицом.

— Вам виднее, — добавила она, возможно, как легкое утешение, знак уважения, маскирующий тайную уклончивость, к которой Элизабет прибегала каждый раз, произнося слово «муж». Поскольку её мужем оставался покойный Уилл Келлер, а человек, которого все ошибочно считали отцом её ребенка, был не более чем своего рода щитом, закрывающим её от общественного порицания. В их браке никогда не было любви, и лишь немногие знали, что Элизабет замужем второй раз.

Фаэтон пошатнулся, когда Сноуден наклонился, чтобы дать указание кучеру, но Элизабет не стала его слушать. Лошади повернули и повезли их в другую сторону, но для неё это не имело значения. Когда она закрывала глаза, то снова оказывалась рядом с Уиллом, и они шли по теплым холмам Калифорнии, строя планы на будущее. Она любила Уилла с тех самых пор, когда он начал работать на Холландов. Тогда он был ещё ребенком, осиротевшим в результате пожара, прошедшего по трущобам, где влачили жалкое существование бедняки, для которых этот пожар стал последним. Ни Элизабет, ни Уилл не помнили, когда их дружба переросла в любовь, но это произошло, и их жизнь бесповоротно изменилась. Они пытались вернуться в Калифорнию, где были счастливы, и уже почти сели на поезд, когда их заметили полицейские и Уилла застрелили на месте.

Элизабет внезапно открыла глаза, испугавшись того, куда завели её мысли. Смесь горьких воспоминаний, нынешнего удовлетворения и не уходящего ни на минуту чувства вины бурлила под соломенной шляпкой бывшей мисс Холланд, пока экипаж выезжал из парка на неожиданный перекресток. Сейчас они находились на южной оконечности парка, проезжая по Пятой авеню мимо отелей «Плаза» и «Новая Голландия». Из их обиталища, скромной восьмикомнатной квартиры в Довере, дорога в парк шла со стороны Семидесятых улиц, но Элизабет видела, что кучер послушно везет пассажиров в центр города. Элизабет приоткрыла рот и перевела взгляд на мужа. Но он не повернулся к ней, а она была не из тех женщин, которые задают вопросы.

Они двинулись по Мэдисон-авеню, что принесло Элизабет облегчение. Здесь её вряд ли узнают, а даже если и так, она была уверена, что заметивший её человек будет достаточно воспитан, чтобы не упомянуть о том, как видел бывшую невинную принцессу высшего света Манхэттена в общественном месте с огромным животом.

На Пятой авеню любящие показную роскошь люди строили особняки, похожие на памятники мирским достижениям их хозяев, так что домовладельцы в равной мере могли и наблюдать за соседями, и сами хвастаться доходами. Эта улица притягивала людей наподобие Хейзов, с чьей единственной дочерью, Пенелопой, Элизабет когда-то дружила. Пенелопа, если ей предоставлялась возможность, всегда выбирала платье, в котором совершенно точно привлекла бы всеобщее внимание. Теперь говорили, что Пенелопа близко общается с Каролиной Брод, богатой наследницей, которая в прошлой жизни служила у Элизабет горничной. Сегодня вечером мисс Брод устраивала приём, приглашение на который хотели получить все, словно происхождение Каролины было не выдумкой. Сейчас, наверное, обитатели Пятой авеню и других фешенебельных районов прихорашиваются перед этим большим празднеством. Состав гостей разительно отличался от завсегдатаев балов полуторалетней давности, когда Элизабет была дебютанткой, с которой мечтал познакомиться каждый.

«Ошеломительно, — подумала она, — как же я изменилась». Но теперь супруги оказались на Мэдисон-авеню, где благородные семейства жили в более симпатичных и скромных домах, почитая старые традиции и не желая выставлять себя напоказ. Элизабет с облегчением вздохнула при мысли, что ей не предстоит сегодня посещать никаких балов, и мирно задумалась, что таится за простыми фасадами этих домов из коричневого камня.