Элейн Барбьери - Невинность и порок

До Пьюрити донесся звук шагов Касса. Едва оказавшись на лестничной клетке, он без малейших колебаний свернул к ее двери.

Почувствовав приближение Касса, Пьюрити села на кровати и следила за тем, как он продвигается в полумраке комнаты. Да, она любила его. Их взгляды встретились, и жесткая складка у уголков его рта смягчилась. Он потянулся к пуговицам рубашки.

Чувствуя почти нестерпимую боль в груди, Пьюрити прошептала:

— Нет, Касс. Не надо. — Его рука застыла в воздухе, а она проговорила: — Какое-то время нам удавалось жить только нынешним днем и не думать о том, что принесет нам завтра, однако реальность неумолимо настигает нас. Мы не можем и дальше прятаться от нее.

Касс сделал еще один шаг в ее сторону.

— Эти часы принадлежат только нам, Пьюрити.

— Нет. — В груди у Пьюрити все словно сжалось. — Я не могу больше притворяться, Касс, не могу быть одним человеком, когда лежу в твоих объятиях, и совсем другим, когда наступает день.

— Не понимаю…

— Я хочу сказать, что люблю тебя, Касс. Но тайная любовь не может принести нам ничего хорошего. Слишком многое стоит между нами. Работники на этом ранчо преданно служили Стэну долгие годы. Они поддерживали нас, когда ни я, ни Стэн почти ничего не могли им предложить взамен, и заслуживают такой же преданности с нашей стороны. Я не могу делать вид, будто не знаю, что ты взвешиваешь каждое слово, ненароком сорвавшееся с их губ, складываешь эти слова одно за другим в своем сознании, как камни, чтобы вымостить путь к мести. Я не собираюсь их предавать!

— Разве правосудие и предательство — одно и то же?

— Не знаю. — Пьюрити покачала головой, в глазах ее блеснули слезы. — Мне ясно лишь одно: я не в силах в этом участвовать.

— Ты тут ни при чем.

— Нет, дело как раз во мне. Люди вокруг чувствуют это, и я тоже.

— О чем ты говоришь?

— Только о том, что я не могу по ночам делить с тобой постель, а с рассветом делать вид, будто часы, которые мы проводим вместе, не оставляют во мне никакого следа, ведь мое отношение к окружающим меняется. Да и они на меня смотрят по-другому.

— Нет…

— И еще я хочу сказать, что у меня не больше прав просить тебя отказаться от того, что ты считаешь своим долгом, чем у тебя обращаться с подобными просьбами ко мне.

— Пьюрити…

— Умоляю тебя, Касс… — Пьюрити судорожно вздохнула. — Уезжай отсюда.

Она заметила, как внезапно поникли его плечи, почувствовала, какую боль испытывал Касс, когда он прошептал:

— Я не собираюсь никуда уезжать.

— Касс, разве ты не видишь? — Голос Пьюрити сорвался на всхлипывание. — Я тоже не хочу, чтобы ты уезжал. — Едва Касс сделал еще один шаг в ее сторону, она тихо взмолилась: — Пожалуйста…

Тени переместились, и Пьюрити увидела лицо Касса. Она прочла в его глазах муку, не уступавшую ее собственной.

Спустя какое-то мгновение он вышел.

Этой же ночью вдоль задней части дома, занимаемого владельцами ранчо «Серкл-Си», осторожно двигался человек. Луч лунного света, мелькнувший во мраке, осветил исполненное злобной решимости лицо. Роджер окинул взглядом двор. Его сердце колотилось от возбуждения, которое почему-то только придавало ему бодрости. Осмотрев барак, он увидел, что в помещении горит слабый свет. Пришлось ждать два часа, пока не установилась полная тишина и люди не улеглись.

Поджав губы, Роджер поднял глаза к окнам спальни Пьюрити и дал волю воображению, представив себе девушку, готовившуюся ко сну. Но к удовольствию примешивалась и горечь, потому что Норрис понимал: каким бы ни был исход этой ночи, ни «Серкл-Си», ни Пьюрити Корриган уже не будут теми же, что и прежде.

Роджер улыбнулся, крепче ухватившись за бутыли, которые принес с собой. Из осторожности он оставил своего коня вместе с вьючной лошадью в некотором отдалении от главных зданий. Там их не могли ни увидеть, ни услышать.

Роджер приблизился к дому. Его улыбка стала шире. Да, в последние недели он только зря тратил время, стараясь нанести ущерб ранчо «Серкл-Си». Все это доставило ему куда больше хлопот, чем удовлетворения. Теперь Роджер удивлялся, как он сразу не догадался, что есть куда более простой способ отомстить за все те унижения, которые ему пришлось испытать.

Мрачно ухмыляясь, он снял крышку с первой бутыли и не спеша двинулся вокруг дома. Роджер не скупился, щедро поливая деревянные стены керосином. Опустошив одну бутыль, потом другую, он сообразил, что ему следует экономить горючую жидкость, чтобы ее хватило на весь дом.