Айрис Джоансен: Полночный воин (Хранительница сокровищ)

Но тогда все объяснялось чувствами, а сейчас страшное ранение. Надо слиться с ним, стать им, отдать всю себя умирающему любимому…

– В чем дело? – спросил Малик.

– Я не вынесу на расстоянии… Но если я соединюсь с ним… то, возможно, догоню его и он разрешит мне вылечить его.

– Не понимаю, о чем ты.

У нее не было времени на объяснение. Оставалась только эта, последняя надежда. Она легла на землю и обхватила Гейджа, плотно закрыв ладонями его раны. Тепло не чувствуется. Боли нет. Именно это испугало ее, потому что так можно в мире ином остаться навеки.

– Бринн?

– Я сейчас засну. – Она проваливалась в темноту. Но на самом деле она просто не знала, как иначе объяснить ту дорогу, по которой отправлялась в царство теней. – Ты не должен прикасаться к нам, пока я не проснусь.

– Позволь перенести вас в замок. Скоро наступит ночь. Я не могу оставить тебя с Гейджем в лесу на траве.

– Ты не должен дотрагиваться до нас! – зло повторила она, закрывая глаза. – Пока я не проснусь.

– Сколько…

Неизвестно, может, никогда. Если ей удастся слиться с Гейджем в одно целое, то не исключено, что он уведет ее за собой, если не сумеет устоять на ногах в этой тьме.

– Сколько потребуется.

Она чувствовала отчаяние Малика, его горе, спускаясь по спирали вслед за Гейджем в зияющую черноту вокруг него. Она отбросила от себя все земные тревоги. В ее мире жил только он. Его, отходящего в мир теней, она должна догнать.

Я иду, милый мой! Подожди меня.

***

– Как страшно, Малик, они оба словно окаменели! – прошептала Эдвина, глядя на два неподвижных тела, крепко вжавшихся друг в друга, казалось, они слились воедино. – Ты уверен, что они еще живы?

Малик кивнул и, подавшись к костру, подбросил дров в огонь. Он и Эдвина сидели невдалеке от лежавших неподвижно друзей.

– Они живы.

– Прошло несколько часов. – Эдвина старалась сдержать внутренний озноб, когда ее каждая жилка билась наособицу. – Я ненавижу ждать. Что мы сидим без дела?

– Мы сделали все, что смогли.

– Не так уж и много. Только и разожгли костер для тепла да накрыли их одеялом, – нетерпеливо продолжала она. – Но должно же быть что-нибудь еще?

– Если что-то важное и есть, так Бринн делает это. – Он взглянул на неподвижные тела под одеялом. – Тебя мучает чувство вины, что он ранил Гейджа. Ричард преследовал не свою жену, а сокровища.

– Знаю. – Она понимала низменные помыслы Ричарда, но за долгие годы он приучил ее к мысли, что во всем всегда виновата женщина. – Просто… Я люблю Бринн. Но не было бы беды, не появись она в Редферне, когда я болела. И если бы не помогла мне…

– Если бы комета не пролетела в небе, то и Вильгельм не принял бы решения идти в поход на Англию, да если бы я не позволил саксам ранить себя. – Малик невесело улыбнулся. – Видишь ли, можно без конца упрекать себя, оглядываясь на прошлое. Прими все как неизбежное, Эдвина.

– Если я смирюсь, то, значит, я бессильна. Я слишком долго жила в покорности. – Она помолчала. – Как ты думаешь, мы должны отвезти тело Ричарда в Англию?

– Нет, и я не собираюсь выкапывать этого мерзавца!

Эдвина бросила взгляд на лес, где Малик захоронил останки Ричарда, прежде чем пришел за ней.

– Тогда, может, позовем отца Тома из деревни, чтобы похоронить его в освященной земле?

– И дать жителям повод начать охоту на Селбара и позволить им убить спасителя Бринн? – Малик покачал головой. – Я выбираю волка вместо скудной души твоего мужа. Зверь стоит больше.

Эдвина не спорила. Ричард в своей жизни загубил слишком много людей и мог погубить еще этой ночью.

Снова взглянув на Бринн и Гейджа, прижавшихся друг к другу, Эдвина вдруг поняла, что, несмотря на их кажущуюся застывшую неподвижность, в них проявилось что-то живое. От земли шел шум, земля колебалась и вздрагивала.

– Что происходит, Малик? – в испуге прошептала она.

До Малика тоже донесся шум битвы.

– Мне кажется, она сражается с драконами. Боже, не покидай ее!

***

«Он не послушается меня!» – Отчаяние овладело Бринн.

А ей для его спасения необходимо было слиться с ним до проникновения в его память, хотя бы частично.

…Трепетные воспоминания о Гейдже-ребенке, одиноком, дерзком, упрямом мальчишке. Она почувствовала, как ожесточается сердце и крепнет воля Гейджа-юноши. Как умело скрывает он от всех и прячет от себя собственную боль и нужду в материнской ласке!

Хардраада. Его родной отец, избегающий сына, не доверяющий ему. Отец, примите меня! Я стану всем, чем вы хотите.