Он показал это единственным возможным образом. С секунду она старалась вырваться из его объятий и с придушенным смешком приняла его поцелуй. Они отошли на другой конец террасы. У Дика перед глазами появились красные круги. Он вскочил с кресла и вытянул руку с пистолетом. Будь он проклят! Будь он проклят! Он был готов убить Остина. Подстрелить, как собаку.
Какие-то рефлекторные движения в мозгу заставили его действовать. Лихорадочно он насыпал дозу пороха в пистолет. Пыж? Клочок газеты, валявшийся на полу. Затем пуля. Затем забить пыж, потом пистон. Все это было сделано с быстротой молнии. Душа его горела жаждой убийства. Будь он проклят! Надо убить его! Он остановился посреди комнаты, когда они проходили мимо, подскочил к двери и поднял уже пистолет.
Тут наступила реакция. Нет. Он не убьет из засады. Он повернулся, прошелся по комнате, натыкаясь на шкафы у стен, как пьяный. Капли пота струились по его лицу. Он положил пистолет на стол рядом с другим. Несколько мгновений он стоял неподвижно, потрясенный, с побледневшим лицом и побелевшими губами, уставившись своими голубыми глазами в пространство. Затем к нему вернулось сознание, он выпил стакан виски и поставил в буфет бутылку, сифон и стакан.
Он сразу почувствовал, что к нему вернулась ясность мысли. Он совсем не был пьян. Желая удостовериться в этом, он взял со стола шпагу и стал балансировать ею на пальце. Он мог равным образом говорить вполне нормально. Он обернулся к длинному мавританскому мушкету, отделанному драгоценными камнями и перламутром, и начал вслух описывать его. Он говорил совсем плавно и толково, хотя его голос отдавался в собственных ушах каким-то отдаленным звуком. Он был удовлетворен: он владеет собою и сумеет в течение предстоящего часа держаться так, что никто не заподозрит безумных мыслей, горевших в его мозгу. Он был абсолютно трезв и держал себя в руках. Он прошелся вдоль по дорожке половика, растянутого вдоль всей комнаты, и не отступил от нее ни на волосок. Значит, он вполне готов для прочтения своей лекции. Он сел, поднял газету и теперь буквы уже не прыгали перед его глазами. "Погода продолжает быть хорошей в пределах Британских островов. Антициклон еще не прекратился в Бискайском заливе…" Он прочел заметку до конца. Но ему показалось, точно читал кто-то другой — спокойный, довольный собой господин, глубоко заинтересованный невинной метеорологической наукой.
Вдруг его слуха коснулся чей-то голос, точно с того света.
— Дик, можно войти?
Он поднялся с кресла и увидел на пороге Екатерину, Остина и Вивьетту. Он пригласил их войти, крепко пожав руку Екатерины, как будто давно не видал ее.
Вивьетта быстро очутилась у стола.
— Ну, Дик, мы все в сборе. Состройте свою самую ученую и антикварскую мину. Милостивые государыни и государи, м-р Ричард Уэйр прочтет нам сейчас свою интересную лекцию об остроумных орудиях, изобретенных людьми для взаимного истребления.
Дик смущенно провел рукой по лбу. Он чувствовал, как его личность растворяется в личности спокойного господина; какой-то странный красный туман застлал его глаза.
— Начинайте! — вскричала Вивьетта. — Посмотрите на Екатерину. У нее текут уже слюнки в ожидании рассказов о кровопролитиях.
Дик не мог припомнить, с чего именно начинал обыкновенно. С минуту он бессмысленно смотрел на стол, потом наудачу взял с него какое-то оружие и, сделав над собой большое усилие, начал.
— Вот это сабля XVI столетия, толедской работы, по преданию принадлежавшая Козьме Медичи. Видите здесь герб Медичисов. Рядом с нею сабля той же эпохи, принадлежавшая лишь менее знатной особе. Впрочем, я предпочел бы ее, если бы надо было убить кого-нибудь.
Он описал затем еще пару предметов. Потом, взглянув через плечо на Остина и Вивьетту, в сторонке беседовавших тихим голосом, он замер, и капли пота выступили у него на лбу. Голос Екатерины привел его в себя.
— Это самострел, не правда ли? Которым древний моряк подстреливал альбатросов?
— Да, самострел, — сказал Дик. — Железная петля внизу предназначена для того, чтобы всовывать в нее ногу при натягивании его.
— А это, — проговорила Екатерина, указывая на продолговатый стальной предмет, заканчивающийся большой шишкой с иглами, — это, должно быть, семейная палица. Помнится мне, я ее уже видела.
— Да, это палица.
— Какими кровожадными людьми были, должно быть, ваши предки!
Остин со смехом подошел к ним.
— В нашей семье существует предание, что однажды матушка осталась одна в доме и настаивала на том, чтобы эту палицу положили у ее изголовья в спальне на тот случай, если нападут грабители. Но почему, Дик, ты предоставляешь мне рассказывать вместо себя?
Читать дальше